Укроти меня, или Грани возрождения (СИ)

Мы с Калипсо провожали Мориса с Флорой до самой черты Излома, и Калипсо очень внимательно наблюдал за процессом их перехода. Он напряженно поджимал губы и расслабился только тогда, когда Морис с Фло отошли подальше от Теневой пелены и смогли телепортироваться. Только тогда Калипсо выдохнул и разжал кулаки.

Впрочем, его колючий взгляд продолжал вглядываться в какую-то одну точку вдали. Мне сначала показалось — просто в пустоту смотрел, куда-то в черноту ночи. А потом я пригляделась и поняла, что эта самая пустота выглядела словно ожившей. Пространство в одном месте около разрушенного здания шло рябью и шевелилось, как живое. Нечисть или?..

— Это Эйзерес? — тихонько спросила я.

Калипсо кивнул, не сводя напряженного взгляда с бесформенного туманного пятна.

— Прячется в теневом мороке. Наблюдает. Но нападать не считает нужным.

— Я все-таки не до конца понимаю, почему он не на всех нападает, — задумчиво потерла я подбородок, тоже напряженно вглядываясь в туманное пятно. — Просто, мне кажется, на его месте я бы в таком случае вообще никого из-за Теневой пелены не пускала… Просто потому что могу… Но Эйзерес так не делает. Почему?

— Он не разменивается на мелочи, он играет исключительно по-крупному. Не пытайся понять его логику, Лори, ты не поймешь, потому что у тебя все в порядке с головой. А у Эйзереса давно произошло фундаментальное разрушение адекватной человеческой психики, поэтому он и рассуждает не совсем как человек. Это, знаешь, примерно как боги совершенно не интересуются мелочами и всякой нечистью, шныряющей между мирами: им просто совершенно неинтересны такие мелочи, у них своя жизнь, свои заботы, очень далекие от нашего понимания. Вот и Эйзерес так же, с той только разницей, что у него все эти психические изменения произошли в негативном ключе. Эйзерес копит силы и хочет сделать больно непосредственно мне. Ему совершенно некуда спешить, поэтому он не будет нападать просто так и прямо сейчас. Сейчас он проанализирует всю информацию, продумает варианты развития событий и наверняка сотворит какую-нибудь гадость… Но это будет позже. И это будет сделано с целью повлиять на меня.

— Думаешь, он попробует навредить Морису позже? — нахмурилась я.

— Да уж наверняка. Просто из вредности, из принципа. Я потому и не обрадовался, когда Морис пришел сюда, за Теневую пелену: потому что понял, что Эйзерес этим как-нибудь подло воспользуется при случае. Я пока не знаю, как именно, но это произойдет, я уверен. Он потому и дал Морису уйти сейчас и демонстративно показывает мне, что он рядом, и он отпускает — чтобы я это увидел, чтобы не расслаблялся.

— И что же нам делать?

— Ну, я дал Морису все необходимые рекомендации и посоветовал пока как можно меньше передвигаться по городу и лучше действовать, руководя другими в Генеральном Штабе, благо у него там пока дел невпроворот… Ну, посмотрим, как получится… Во всяком случае, Эйзерес дал ему уйти, и для нас это хорошо.

— А он может нас видеть сейчас? — почему-то шепотом спросила я. — Эйзерес?

— Нет, мы стоим далековато от самой черты Излома, нас будет видно, если мы подойдем ближе. Теневая пелена устроена так, что по ту сторону хорошо видно буквально пару метров от черты Излома, а потом все скрывается в фиолетовых клубах дыма. Здесь этого дыма на самом деле нет, как видишь, но такова защитная функция Теневой пелены для наблюдателей со стороны. Так что Эйзерес нас не видит, но поверь, он прекрасно нас чувствует.

Я поежилась и приобняла себя за плечи. От этого понимания было как-то не по себе.

— Наверное, Морису все же не стоило приходить сюда…

— Его можно понять, он искал правду и хоть какое-то понимание происходящего. Сейчас он обрел то знание, за каким пришел, убедился, что это не я творю дичь в Форланде.

— Это знание неопасно? Ты говорил, что Эйзерес наложил какие-то особые ментальные чары на знания о нем…

— Я действительно не рассказал Морису ничего того, что так не хочет распространять по Форланду Эйзерес. Всю самую щекотливую информацию я от Мориса утаил. Дал только очень общие сведения. Которые, если честно, ничем ему не помогут в работе, просто утолят любопытство.

— А мне — расскажешь? — тут же спросила я. — Я хочу знать всю правду, Кэл. И не когда-нибудь потом, а сегодня.

— Да… Расскажу. Но должен предупредить, что тебе не понравится то, что ты услышишь.

— Вот уж чем ты меня не напугаешь, — усмехнулась я.

Мы вернулись в наш домик, я разожгла заклинанием огонь в камине, языки пламени заплясали по стенам, которые, кажется, впервые в своей жизни видели отсветы огня. Камин тут ни разу еще не горел, Калипсо никогда его не растапливал. Говорил, что ему самому после соединения с Эффу больше никогда не бывает холодно, поэтому он банально не нуждался в дополнительном тепле. И в теплой мантии по улице он расхаживал скорее по привычке, нежели по необходимости. И чтобы «не пугать лишний раз народ своей морозоустойчивостью, а то даже Агата, выросшая в вечно холодном Лакоре, нервно дергает глазом», по словам Калипсо.