Укротить ловеласа (СИ)

Он смотрел на свою партнершу так, будто их фотографировали на обложку любовного романа. Не хватало только расстегнуть ему рубашку посильнее, чтобы обнажить пресловутые кубики на животе и мускулистую грудь.

Не то чтобы Надю это сильно задевало, в конце концов, она привыкла смотреть на Платона в объятиях самых разных девушек, но Ларионова… О, она отличалась от них от всех. Выбивалась из толпы поклонниц, скорее, благосклонно позволяла к себе прикасаться. Впервые в танце вел не Платон, впервые он находился рядом с женщиной, ради завоевания которой требовалось попотеть. И Надя опасалась, что у него машинально включится охотничий азарт.

Беспокойство это вызывало вовсе не потому, что у Нади на Платона были какие-то свои виды. Просто если он включится в игру именно сейчас, когда ставки настолько высоки, а от его успехов зависит Надина карьера, последствия могут быть плачевными. Увлечется, переключится с музыки на ухаживания, начнет прогуливать репетиции… А ведь Надя только-только выдохнула и решила, что он взялся за ум!

— Ты хочешь ее поцеловать! — Вадик уже вошел в раж. — Посмотри, какая красотка! Оленька, добавьте чутка этой… Как ее… Неприступности… Во-о-от! Он добивается тебя. И смычок! Точно! Почему мы еще не задействовали смычок?! Проведи кончиком по ее груди…

— Я дико извиняюсь, — не выдержала Надя. — Но мы все-таки не эротику продвигаем, а музыку!

— О, дуэнья моя пожаловала, — Платон скривился, и Ольга фыркнула, пытаясь скрыть смех.

— Надя! — Вадик тут же забыл о съемках и бросился к гостье с распростертыми объятиями, оставив у нее на щеке отпечаток звонкого поцелуя. — Мы тебя не заметили, увлеклись мальца…

— Да я уж вижу, — Надя поборола желание вытереть щеку. — Просто мне кажется, вы тут слегка переусердствуете…

— Слушай, народу нужна эмоция! — Вадик по-итальянски вскинул руки. — Хайп, понимаешь?! Эротика — это ж движок всего, ты думаешь, почему «Игра престолов» такая популярная? Берешь обычную историю, бац! — добавляешь голых задниц…

— Я не смотрела, — робко вставила Надя. — В любом случае, у нас не та аудитория…

— Ты что, шутишь?! — Вадик опешил и картинно схватился за сердце. — Как не смотрела?! Ты, я, первый сезон и пара бутылок хорошего винишка. У тебя или у меня?

— Мы тут вообще-то ждем! — громко встрял Платон. — Снимаем или нет?

— Да погоди ты! — отмахнулся Вадик. — Ну что, у тебя или у меня?

— Я не… — Надя впервые столкнулась с таким напором и не могла с ходу сообразить, как потактичнее отказаться.

— Нет, нет и нет! — Вадик замотал головой с таким усердием, что в какой-то момент Надя испугалась, не сломает ли он себе шею. — Ты одна живешь?

— Да, но…

— И ради этого ты сняла квартиру? — скептически поморщился Платон.

— Значит, к тебе, — Вадик радостно потер руки. — Может, подождешь, у меня после Платона один клиент остался? Я тебе, кстати, говорил, что у меня крестника тоже Платон зовут? Я уже Ромке, другу своему, сказал, что не одни они такие оригиналы в городе… Сначала думал: что это вообще за имя такое? Что бы сразу не Аристотель? А сейчас уже попривык, да и этот, — он удостоил Надиного Платона коротким кивком головы. — Вроде ничего такой.

Надя расхохоталась. И не потому, что Вадик сказал что-то ужасно смешное, просто у Платона так вытянулось лицо, когда его назвали «этот», что удержаться было невозможно. Если Вадик и имел какие-то представления об этикете, то тщательно это скрывал. Вообще-то она не собиралась никого к себе приглашать, не успела еще в полной мере насладиться одиночеством, да и сериалы не любила, — такая трата времени! Стоит только начать — и неделя выпадает из жизни. Однако одно только выражение лица Платона стоило того, чтобы сказать:

— Ладно, я подожду.

— Итак! — Вадик просиял и повернулся к парочке с виолончелью. — Если сказано без эротики, давайте попробуем, как «Рабочий и колхозница». Встаем, встаем!

— Так на виолончели же сидя играют! — надулся Платон.

— Ну вот, значит, успеешь еще посидеть! — и Вадик снова вооружился камерой. — Оп-ца-дрип-ца-оп-ца-ца!

Что символизировало последнее восклицание, Надя так и не поняла. Ясно было только, что Вадик в прекрасном расположении духа. Платон, правда, ненадолго взгрустнул, но стараниями Ольги быстро пришел в себя и начал обольстительно улыбаться в объектив.

Надю всегда удивляло, с какой легкостью Платон переключается на что-то новое. Как ребенок, который увидел бабочку и тут же забыл про родителей, игрушки, дела. Разинул рот и потопал коротенькими ножками за яркими крылышками. И сейчас в роли бабочки выступала Ольга. Немудрено: ее длинные, усыпанные блестящими камнями серьги покачивались, как маятник гипнотизера, а поставленный голос и вовсе усыплял бдительность.