Когда последние ноты стихли, а Игорь и Платон обессиленно откинулись на спинки стульев, мокрые, вымотанные, с прилипшими ко лбам волосами, безмолвный зал огласился звонким ритмичным стуком каблуков. Это Надя шествовала под прицелом чужих глаз прямиком к Платону. Склонилась над ним, провела кончиком пальца по его лицу, очерчивая прямой нос и пухлые выразительные губы, а потом впилась в них жадно и отчаянно, будто собиралась выпить Платона до дна.
Оркестр молчал. Никто не посмел хмыкнуть, засмеяться или улюлюкнуть. Впрочем, Надю мало интересовало, что подумают люди. Платон принадлежал ей, по крайней мере, сейчас, в эту секунду. Своей игрой он вычеркнул из ее памяти всех прошлых девиц, которых она когда-то видела в его постели. Она знала, что он считал ее всего лишь другом, что влюблен был в Ларионову, а за нее «дрался» с Игорем только из-за давней вражды. Все это она прекрасно понимала разумом, но все же позволила чувствам взять верх.
Лишь прикоснувшись к его губам, она ощутила, как сильно ей этого не хватало. Его вкуса, его запаха, его мужественного тепла. Пусть бы весь мир через мгновение провалился в пропасть, — плевать! Главное — этот поцелуй она пронесла бы с собой сквозь вечность.
Отстранившись, она вздохнула прерывисто и с трудом сфокусировала затуманенный взгляд на Платоне. Его лицо расплывалось, задваивалось, казалось, перед ней сидят сразу двое: пухлый мальчишка в очках и крепкий, до неприличия сексуальный мужчина. И оба глупо улыбаются, как будто выдули по целой бутылке эликсира счастья.
— Значит, по-твоему, он победил? — донесся до Нади хриплый голос Игоря.
— Нет, — честно ответила она.
Какие бы чувства к Платону сейчас не бурлили у нее в душе, врать она не могла. Ни Игорю, ни кому бы то ни было.
— Что? — лицо Платона вытянулось. — Тогда почему?..
— Потому что это был утешительный приз, — злорадно протянул Игорь, не дав Наде и рта раскрыть. — Выкуси! Она остается со мной!
— И тебя это устроит? По-прежнему хочешь жениться на девушке, которая так целует другого?
— Жениться? — хором выдали Надя с Игорем, а потом озадаченно переглянулись.
— Ну, не знаю, как вы там это называете, — Платон опустил глаза. — Гражданский брак или сожительство… Ребенка ведь просто так не заводят! Я узнавал, что это за центр планирования семьи, там ведут беременность! — и он с болью взглянул на Надю. — Слушай, мне все равно, кто отец ребенка! Даже если… — его передернуло, — вот он! Но подумай еще раз, я знаю, у нас с тобой может получиться! И я готов сам воспитывать малыша, хоть он и будет похож на Игоря…
— Чего? — отшатнулась Надя. — Какой малыш, какой Игорь?!
— А я говорил, что он рехнулся! — Заславцев крутанул смычком у виска.
Надя уже хотела выяснить больше, но вовремя заметила, с каким неподдельным любопытством вслушиваются в каждое слово студенты. Пора было прикрывать лавочку, Платон с Игорем и без того устроили им бесплатное представление.
— Так, репетиция окончена, — громко заявила Надя.
Дирижер заморгал, очнулся и тут же сделал вид, что его чужая личная жизнь не волнует совершенно.
— Да-да, ребят, — деловито закивал он. — Расходимся.
— А как же концерт в Архангельском? — спросила Алина.
— Да, не знаю, как остальные, а я готов подписать все, что нужно, — Сева встал со своего места.
— И я! — подскочила следом флейтистка.
— Где бумаги?! — присоединился к ним альтист Саша.
— С этим разберемся позже, — холодно ответила Надя. — Я еще должна все обдумать по новой.
— Так мы подождем! — вторая скрипачка подобострастно заулыбалась.
— Вам сказано: позже! — дирижер запоздало включил авторитет. — Разошлись все, и вам позвонят, как только что-то станет известно. Но лично я, — и он сделал подобие реверанса в сторону Нади. — С удовольствием бы поучаствовал в концерте с таким прекрасным дуэтом.
— Дуэтом?! — возмущенно выдохнул Платон. — Да я с этим… С этим… Да я с ним на одном поле не сяду…
— Как будто тебя кто просил! — Игорь хмыкнул. — Дуэт… Скажете тоже!
— Так, хватит! — не сдержалась Надя, пока они не прошлись по всем «Временам года» и не полопали себе все струны. — Давайте отойдем в сторонку. И поставьте уже, ради Бога, виолончели!
Платон с Игорем неохотно переглянулись, как два драчуна, которых поймали за шкирку, и уныло поплелись за Надей в дальний угол зала. Когда студенты остались вне зоны слышимости, она развернулась к мужчинам и выжидающе скрестила руки на груди.
— Ну? И что это значило? — требовательно осведомилась она у Платона.
— Надь, все в порядке, мне ты можешь сказать, — он сделал лицо декабриста, готового с отвагой выслушать свой смертный приговор. — Я все пойму.
— Недаром все его считали гением, — качнул головой Игорь. — Бетховен оглох, Ван Гог ухо себе отрезал, у Барабаша пошатнулась крыша… Тебе осталось только умереть молодым — и все, считай, вписал себя в вечность.
— И ты еще можешь шутить? — презрительно скривился Платон. — Уж вел бы себя как мужик, признался бы…
— Платош, — мягко прервала его Надя тем тихим монотонным голосом, каким обычно заговаривают умалишенных. — С чего ты все это взял?