– Очнулся? – смерила сфинкс взглядом императора, веки которого дрогнули, а с уст сорвался вполне натуральный стон. – Вот и славно.
Мут рывком поднялась и, кажется, от злости и отвращения к себе у нее перекосило лицо, а верхние слои облика сместились. Перед глазами помутнело.
Сфинкс отвернулась от едва приходящего в сознание мужчины и приложила лапы к щекам. Если сейчас ей не удастся усмирить бурю внутри себя, все насмарку пойдет!
Мут выдохнула, вдавив лапы в лицо сильнее. Еще немного, и она наверняка выпустила бы когти, сорвав с себя опостылевшее, чуждое обличие. Но старушечье лицо прекратило оплывать словно воск, а зрение вернулось.
– Создательница! – прочистив горло, громко позвала сфинкс и толкнула дверь, упершись взглядом в девушку на кресле в гостиной.
Ее аура плясала, словно языки пламени. Горела и искрились. На подобное проявление чувств Мут могла бы глядеть вечно, хотя ни у одного существа, подобного Создательнице, нет права, вечности.
Но сейчас жизненные токи девушки напоминали пламя, что трепыхалось в костерке у хижины в кошкотской деревне и, кажется, Мут познала еще одно досель неизвестное чувство: желание вновь обрести дом. Вернуться в прежнюю жизнь.
И тогда, больше никаких тревог. Она не станет больше ввязываться в забавы сильных. Нет. Найдет себе место и будет жить, как и прежде.
– Создательница, – повторила сфинкс, и впрямь вернув себе привычный облик, безопасный облик. Облик немощной старухи с телом льва.
– Что такое?
– Император, – коротко кивнула Мут и отвернулась. – Очнулся.
Глава 19. Тьма внутри
– И как давно ты во всем этом варишься?
Я обернулась, скрывая широченную, вот уже несколько часов как одолевающую меня улыбку. По Брановской кухне мне прямо-таки порхалось. И даже статус «многодетной» мамаши-создателя уже не раздражал и не заставлял, в панике вырывая волосы, отгонять кошкотов от всех бьющихся и ломающихся предметов в квартире.
– С тех пор, как попала на допы Брановские, – ловко распотрошила пучок почти свежей и лишь местами пожелтевшей петрушки в кастрюлю с бульоном.
– Своеобразный у него образовательный подход, конечно, – хмыкнула Оксана, сидя у кухонного стола и попивая из пластиковой бутылки Серёгино варево.
– Зато действенный!
Мы еще несколько секунд глядели друг на друга с серьезными минами, а затем расхохотались.
– Ясно теперь, почему ты от него без ума, – подытожила подруга, отсмеявшись и снова отпив. – Парень со странностями? Заверните, я беру!
– О странностях я сама недавно узнала! – возмутилась и только потом поняла, что сперва стоило все же первый Оксанкин тезис опровергнуть.
Подруга хитро сощурились, поймав меня с поличным.
– Вернее, то, что он Укротитель, узнала сразу, – поспешила оговориться, – а обо всем прочем, как и ты, вчера.
– Так я и говорю, на обычную серую посредственность ты бы сроду не запала. При всей своей эксцентричности даже Быков тебе, как то самое пальто, что вечно не то.
– Ну, ты загнула, матушка! – закатила глаза я. – Никитка же тупой, как…
– Не тупой, а ленивый, – хохотнула Оксана. – Но глаз на тебя еще с первого курса положил. Об этом все знают.
– Все, кроме меня, очевидно, – отмахнулась я. – Но спасибо за непоколебимую веру в мои обольстительные способности. Приятно, конечно, слышать, что хоть кто-то на меня что-то там положил.
– Двусмысленность этой фразы просто зашкаливает, – протянула Оксанка, с видом мыслителя подперев голову. – Но как по мне, так уж лучше Быков, чем извечный круговорот шибздеца. Или этот Миша твой блондинистый. Тоже вариант неплохой.
– Так а Миша тоже... того, – состроила я виноватую рожицу. – Тоже создает круговорот. Он как и я слышит все эти Хаосы.
– Ну-у, – натурально расстроилась подруга. – Жалость-то какая. Нормальных мужиков и не сыщешь теперь. Тогда голосую за Никитку.
Я промолчала. Ясное дело, Оксана просто развлекается. Она вообще после обновления ауры была немного странноватая. Такой я ее только на вечере посвящения в первокурсники видела: хмельную и несущую все, что в голову придет.
У меня же сегодня из головы лишь одно все никак не шло.
– Кажется, он расстроился вчера, – с тоской глянула я на клочок серого неба в окне. – Или разозлился. Я так и не поняла.
– Бранище твой?
– Угу. У него такой взгляд был, когда…
– Так император все же поцеловал тебя? – с сочувствием покачала головой Оксана. – У-у-у… вот так ситуация.
– Не то слово. Но я ж не виноватая! – приложив руку к груди, вытаращила я глаза. – Айтер считает меня своей Мирель! Считал, вернее. Вот и…
Я обреченно махнула рукой.
Ян вчера так и не уснул, хотя Сергей предлагал ему надувной матрас развернуть. Аспирант отказался. Засев на кухне, он просто уткнулся лбом в стол и лежал, не говоря ни слова. Не ел вместе с оголодавшими кошкотами, не пил.
Марта, разумеется, покрутилась возле него, поопекала, поохала, но не выдержала: уселась на кресло в гостиной и спустя несколько минут уже клевала носом.
Я же уснуть так и не смогла. Да и остальным невольным обитателям аспирантской квартиры, заполоненной матрасами, не до сна было.