«Ну, устраивайся, белье постелено. Что тебе там мама дала, пакет открой? Зубную щетку вот сюда положи, расчески – на тумбочку. И тапочки надевай», – это мне эта тётенька говорила. В комнате стояли две кровати, обе застеленные, и тумбочка белая между ними, и столик. Тётенька сказала: «Ну устраивайся. Скоро врач придет». И ушла! Я совсем одна осталась. Совсем-совсем.
Тут в окно стук раздался. Я ничего не видела из-за шторки, но там мама стучала. «Доченька, не волнуйся. Мы завтра приедем к тебе, привезем еще игрушек и книг почитать, а ты сейчас разденься, ложись спать и жди доктора». Я разревелась. Мама продолжала стоять там: «Ты не плачь. Скоро мы тебя домой заберем. Это ненадолго, одна-две ночи. Завтра я к тебе приеду». Она еще стояла, и ждала, пока я плакать перестану. А когда я перестала, спросила, можно ли ей домой ехать. И я сказала, что да.
Но когда она уехала, я села на кровать и опять стала плакать.
Тут как раз пришла врач, зашла через ту дверь, которая была в кабинке машиниста, а с ней еще ее помощница. У врача была трубочка-стетоскоп, маска на лице, как моя бабушка носит, когда у нас дома кто-то болеет, и папка, где она что-то писала. Врач была очень красивая – кудрявые белые волосы в хвосте и добрые карие глаза за очками. И голос у нее был добрый. Мне сразу веселее стало. Она спросила, что у меня болит, пощупала живот, и сказала: «Вылечим скоро, и домой поедешь», – и что-то записала в своей папке. А потом вдруг сказала той второй, помощнице своей: «Сегодня без ужина. Только чай». А та довольно ответила: «Хорошо», как будто обрадовалась, что можно кого-то помучить голодом.
**
Начался вечер. Свет в боксе был тусклый, вместо люстр – плафоны, как в школе, от них становилось грустно. В школе мне нравится, и в музыкалке тоже. Когда я заболела, я ходила на фортепиано и была в новом полосатом платье с поясом, импортном, таком красивом… Мне не хотелось спать, и очень-очень хотелось есть и живот заболел снова. Я стала ходить из стороны в сторону и смотреть, что же есть в комнате. Там был сбоку в углу бокса унитаз, умывальник с мылом и ванная, немного ржавая. А через окно, которое вместо стены, видно чуть-чуть туалет в соседней комнате, а дальше сама комната, как у меня.
Я хотела уже уйти на кровать, но вдруг услышала, как кто-то стучит в стекло из той комнаты соседней. Я увидела там мальчика, чуть постарше меня, может, класса из четвертого. Его было очень плохо слышно, только «бубубу». Я показала себе на уши: плохо слышу. Тогда он ушел, потом принес кусок бумаги и написал на нем:
«Ты чего здесь?»
Мне тоже с собой дали блокнот, и я ему написала:
«Сегодня».
«А чего у тебя?»
«Подозрение на гастрит. А у тебя?»
«Сотрясение мозга. Я 10 дней здесь. Я Коля».
«А меня скоро выпишут».
Тут он долго ответ писал.
«Мне тоже говорили, скоро. А чего тебе ужина не дали?»
«Врач не разрешила».
Тут Коля понимающе кивнул через стекло, а потом написал: «Ужин не очень. Рыба костлявая», – и нарисовал рыбий скелет в конце. А я бы сейчас что угодно съела.
Тут в комнате погас свет, а в коридоре он еще светил. Коля быстро написал мне что-то на бумажке и стал делать знаки руками – мол, спать идем.
«Отбой!!!!!» – прочитала я.
Я увидела, что по коридору идет та помощница, что с врачом приходила, заглядывает через стекло в мою комнату и на меня смотрит. Я скорее побежала в постель и сделала вид, что сплю, потому что она уже открыла дверь в мой бокс. «Градусник берем, ставим, а потом уже спать», – услышала я. Я лежала, мерила температуру, и от подушки пахло чем-то чужим и недомашним, и наволочка была очень жесткая, из белой больничной ткани. Потом медсестра забрала градусник и пошла дальше. Свет в коридоре так и не погас, как будто здесь все время день, но я так даже быстрее заснула.
***
Утром было солнце. Пришла новая медсестра, толстая и злая, тоже с градусником. И сказала, что будет брать кровь. Она еще прикатила специальную тележку, с двумя полочками, где стояли какие-то пузырьки и другие приспособления. Я кровь из пальца не боюсь сдавать, это совсем не больно, как укус комара. Но она сказала, что палец ей мой не нужен, и кровь из вены будет брать! Подвела меня к белому столику между кроватями, завязала вокруг руки какой-то резиновый шнур и взяла шприц… Было дико больно, я стала кричать. А она знаете, что сказала? Что кровь не идет, потому что я много дергаюсь!
– Спала на руке, небось? Вот она и затекла. Давай-ка другую.
– А давайте я завтра сдам!
Та мне даже не ответила. Взяла другую руку, обвязала шнуром, и вколола в меня шприц.
Когда она уже воткнула его, то больше больно не было. В шприц потекла моя кровь, было страшно, что она ее совсем много заберет. А из шприца кровь еще в пробирку шла. И медсестра их три набрала! А потом шприц выдернула, протерла мне дырочку в коже спиртом и уехала опять в коридор и в другую палату, наверное, к Коле.
Я подошла к первой двери в «кабину машиниста». Она была открыта, а вот та, наружная, в коридор – заперта. Но наверное, если б и открыта была, я бы не вышла туда – было очень страшно, после крови из вены.