Она подождала, пока они не спустились под лестничную площадку.
— Послушай, Лукас...
— Да?
— Ты никогда не задумывался над тем, что с нами станет после смерти?
— А я и так знаю. Нас намажут маслом и съедят прямо с кочерыжкой.
Он рассмеялся над своей шуткой.
— Я серьезно. Как думаешь, наши души улетят к облакам и найдут место лучше этого?
Лукас перестал смеяться.
— Нет, — ответил он после долгой паузы. — Я думаю, что мы просто перестанем существовать.
Они спустились еще на оборот лестницы и миновали очередную площадку. Вход на этаж здесь также был закрыт и огорожен лентой в качестве меры предосторожности. Джульетта поняла, что их голоса сейчас разносятся вверх и вниз по тихому и пустому лестничному колодцу.
— Меня не волнует, что однажды меня не станет, — продолжил Лукас через какое-то время. — Меня ведь не напрягает тот факт, что меня здесь не было сто лет назад. Полагаю, что смерть будет во многом схожа с этим. Через сто лет моя жизнь будет такой же, какой была сто лет назад.
Он снова то ли перехватил удобнее ручку сундука, то ли пожал плечом — точно сказать было невозможно.
— А я тебе скажу, что остается навечно. — Он повернул голову, чтобы она услышала его наверняка, и Джульетта приготовилась услышать нечто банальное — вроде «любовь» или «твои кастрюльки».
— И что же остается навечно? — поинтересовалась она, уверенная, что пожалеет о вопросе, но чувствуя, что он хочет его услышать.
— Наши решения.
— Мы можем на минутку остановиться? — спросила Джульетта, потому что лямка натерла ей шею. Она поставила свой конец сундука на ступеньку, а Лукас придержал свой, чтобы сундук не перекосился. Осмотрев узел на лямке, она обошла сундук, чтобы поменять плечо.
— Извини, так ты сказал «наши решения»?
Лукас повернул к ней лицо:
— Да. Наши поступки. Они остаются навечно. Что бы мы ни сделали, этот поступок остается навсегда. Его уже нельзя изменить или отменить.
Она ожидала другого ответа. Когда он это произнес, в его голосе ощущалась печаль, и Джульетту тронула абсолютная простота его мысли. Слова Лукаса что-то в ней пробудили, только она не могла понять, что именно.
— Поясни, — попросила она.
Закинув петлю лямки через другое плечо, она приготовилась снова поднять сундук. Лукас опустил руку на перила и вроде бы собрался еще немного отдохнуть.
— Вот что я имел в виду: наша планета вращается вокруг солнца, так?
— Ну, раз ты утверждаешь... — рассмеялась она.
— Но это так. И Наследие, и тот человек из Первого укрытия в этом не сомневаются.
Джульетта скривилась, как будто никому из этих источников нельзя верить. Лукас проигнорировал это и продолжил:
— Это означает, что мы не существуем в одном месте. Наоборот, все наши поступки оставляют в мире... нечто вроде следа, большого кольца решений. Каждый наш поступок...
— И ошибка.
Он кивнул и вытер лоб рукавом.
— И каждая ошибка. Но и каждое наше доброе дело тоже. Они бессмертны, все до единого поступки, которые мы оставляем после себя. Даже если никто их не видит или не помнит, это не имеет значения. Тот след всегда будет состоять из того, что произошло, что мы сделали, из каждого нашего выбора. Прошлое живет вечно. Изменить его невозможно.
— И это заставляет действовать так, чтобы не облажаться, — сказала Джульетта, думая обо всех тех случаях, когда ей это не удалось, и гадая, не стал ли сундук, который они несут, новой ошибкой.
Она представила себя в огромной петле пространства: как она ссорится с отцом, теряет возлюбленного, выходит на очистку. В огромной спирали боли, подобной спуску по лестнице с кровоточащей ногой.
И эти пятна, эти следы никогда не будут смыты. Вот о чем говорил Лукас. Она всегда будет причинять боль отцу. Как бы это перефразировать? Всегда было будет. Бессмертное время. Новое правила грамматики. Всегда было будет видеть убитых друзей. У нее всегда был будет умерший брат и лишившая себя жизни мать. Всегда была будет та проклятая должность шерифа. И вернуться невозможно. Извинения не заклепки, они всего лишь признание, что нечто было сломано. И зачастую — между двумя людьми.
— Отдохнула? — спросил Лукас. — Готова идти дальше?
Но она знала, что он спрашивает не только о том, устала ли ее рука. Он обладал способностью замечать ее тайные тревоги. И острым зрением, позволявшим замечать малейшую болевую точку.
— Я в порядке, — солгала она.
И стала искать в своем прошлом какой-нибудь благородный поступок, бескровную тропу, любое прикосновение к миру, которое сделало бы его лучше. Но когда ее отправили на очистку, она отказалась. И всегда отказывалась. Она отвернулась и ушла, и уже не было никакого шанса вернуться и сделать это иначе.
Нельсон ждал их в лаборатории. Он уже подготовился и облачился в новый комбинезон, но шлем пока не надевал. Комбинезон, в котором Джульетта выходила, и два других, в которых ее чистили, были оставлены в шлюзе. Из них достали только рации, вмонтированные в воротник. Джульетта даже пошутила, что они столь же драгоценны, как и люди. Нельсон и София уже установили их в новые комбинезоны, а оставшийся в коридоре Лукас получил третью.