В пятницу после обеда Кейт задумчиво гоняла по утрамбованной площадке крышечку от бутылки, мучая себя и вспоминая слова отца. Он сказал, что парень ему нравится. Будто этого достаточно, чтобы выдать за него свою дочь! А заявление о том, что отъезд Петра станет огромной потерей для человечества! Можно подумать, отцу есть до человечества хоть какое-то дело. Проект стал для отца самоцелью. В сущности, конца ему не видно. Он тянется и тянется, обрастает ответвлениями, заходит в тупик, потом идет в обход, и никто, кроме ученых уже не знает, зачем это нужно. В последнее время Кейт стала сомневаться, видят ли цель сами ученые. Похоже, инвесторы о нем вообще забыли, и финансирование продолжается по привычке. Отец бросил преподавать уже давно (несложно представить, что из него был за учитель) и с тех пор скитался по лабораториям, которые периодически закрывали или переводили в другие места. Когда в университете Джонса Хопкинса открылся специализированный аутоиммунный научно-исследовательский центр, отца туда не пригласили. Либо он сам отказался, Кейт не знала наверняка. В любом случае он продолжал себе работать в одиночку, и никто не удосуживался проверить, есть ли у него хоть какие-нибудь подвижки. А вдруг ему удалось добиться невероятных результатов?… Тем не менее в данный момент Кейт не могла придумать ни одной достойной причины, по которой отец имел право вот так пожертвовать своей старшей дочерью.
Кейт промазала, вместо крышечки пнув кустик травы, чем весьма удивила малыша, ждущего своей очереди на качели.
Должно быть, Натали удалось завоевать благосклонность Адама. Изящно сидя на корточках, она утешала плачущего ребенка с ободранным локтем. Адам стоял рядом и сочувственно наблюдал.
— Почему бы тебе не отвести ее в группу и не наклеить пластырь? — предложил Адам. — За детьми на качелях я присмотрю.
— Ах, Адам, спасибо! — Натали грациозно поднялась и заботливо повела ребенка в здание. Сегодня она была в платье, что невиданно для нянечек. Оно соблазнительно шелестело вокруг бедер, и Адам смотрел на девушку чуть дольше приличного.
Пару месяцев назад Кейт тоже пришла на работу в юбке. Обычная джинсовая юбка с клепками и молнией впереди, никаких там складочек-оборочек, и все же она надеялась, что будет выглядеть чуть более женственно… Старушки-воспитательницы мигом заметили и отреагировали.
— Кое-кто решил принарядиться! — воскликнула миссис Бауэр, и Кейт смутилась.
— Разве она нарядная? Просто остальные вещи в стирке, вот и все!
Адам вроде бы не заметил. В любом случае носить юбку на работе оказалось крайне непрактично (по игровому городку не полазишь), вдобавок Кейт долго не могла забыть своего отражения в зеркале. Молодящаяся старушка, да и только. Разумеется, до старости было еще далеко, но на следующий день Кейт снова пришла в "левисах".
А теперь Адам подошел к ней прогулочным шагом и обронил:
— Ну, бывают же такие травматичные дни!
— В каком смысле?
— Только что девочка ободрала локоть, с утра один из моих ребят сунул палец в точилку для карандашей.
— Ой! — поморщилась Кейт.
— Перед обедом Томми Бэсс выбил зуб, пришлось звонить его матери, чтобы забрала беднягу…
— А-а, понятно, это и есть травматичный день, — кивнула Кейт. — Зуб в молоко положили?
— В молоко?
— Кладешь зуб в молоко, и потом его можно вставить на место, если повезет.
— Черт, нет, не положил, — ответил Адам. — Завернул в бумажную салфетку на случай, если они захотят отдать его зубной фее.
— Ну, тогда не волнуйся — зуб не постоянный.
— Откуда ты знаешь про молоко?
— Просто знаю, и все.
Кейт понятия не имела, куда девать руки, поэтому болтала ими взад-вперед, пока не вспомнила: Белочка сказала, что когда она так делает, то похожа на парня. (Если верить Белочке.) Она сунула руки в карманы джинсов.
— В девять лет я получила бейсбольной битой по зубам, потеряла коренной, — призналась Кейт. Внезапно до нее дошло, что бейсбол — игра для девочек неподходящая, и она поспешно добавила: — Я мимо проходила. По дороге домой. И наша экономка сказала, что зуб надо положить в молоко.
— Похоже, уловка сработала, — заметил Адам, глядя на нее более пристально. — У тебя прекрасные зубы.
— Ах, ты… Хм, это так мило с твоей стороны! — вовремя поправила себя Кейт.
Она принялась чертить в пыли дуги носком кроссовки. Подошла София, и они стали обсуждать рецепт хлеба без замеса. После полудня кукла-балерина снова бросила куклу-морячка (Кейт и не подозревала, что они опять сошлись). На этот раз они расставались из-за того, что морячок вел себя неподобающим образом.
— Пожалуйста, Корделия! — взмолилась Эмма Джи, говорившая за морячка. — Я больше никогда не буду вести себя неподобающим образом! Обещаю!
Балерина ответила:
— Последних шансов я давала тебе предостаточно. С меня хватит!
И тут Джамиша свалилась с табурета-стремянки и набила на лбу огромную шишку, подтвердив теорию Адама о травматичных днях. Не успела Кейт ее успокоить, как громко повздорили Хлоя и Эмма Дабл-Ю.
— Девочки! — повысила голос миссис Чонси. В отличие от Кейт она реагировала на детские ссоры сразу.