Укус ящерицы

Он наблюдал за Мэсситером и видел, как тот держит себя на публике. Расфуфыренный павлин, не имеющий ничего общего с большинством представителей верхушки английского общества, которых Този повидал немало. В какой-то момент старик едва удержался от того, чтобы подойти к этому фальшивому аристократу и напомнить про нрав венецианцев, нередко свергавших ими же самими вознесенных принцев. В свое время визгливая толпа растерзала и перерезала глотку Ипато Орсо, первому дожу Венеции. Позднее знать не остановилась перед тем, чтобы обезглавить ею же приведенного к власти Марино Фальеро, семидесятилетнего старика. Хотя такие, как Мэсситер, не знают и не желают знать историю. В наши дни о прошлом рассуждают лишь старики. Впрочем, остановило Този не только осознание тщетности таких усилий, но и понимание того простого факта, что в подобных кругах уважение не обходится без страха, чему его цепкая и далеко не старческая память могла бы найти немало подтверждений.

Иногда Альберто задумывался — какой будет Венеция через пятьдесят лет? — с облегчением сознавая, что не увидит перемен своими глазами. Твердые интонации венето, языка, которым Този с удовольствием пользовался дома, наверняка заглушат невнятные бормотания на английском, китайском и русском. Город превратится в международную зону, управляемую иностранцами, а местным останется только прислуживать да охотиться за упавшими со стола новых господ крошками.

Альберто Този считал себя цивилизованным человеком, давно поняв, что мир меняется постоянно. Но иногда, читая в газетах о новых планах по привлечению в и без того задыхающийся город еще больших орд туристов, он не мог избавиться от впечатления, что прогресс — всего лишь иллюзия, ловкий термин, придуманный для того, чтобы замаскировать жестокий и ловкий трюк, которым немногие обманывают многих.

В новой Венеции почти не осталось места для самоуважения — качества, ценимого Този превыше других, своего рода знака гордости и достоинства, носить который полагается каждому, от служанки, готовящей вам утром кофе, или заводского рабочего до престарелого патологоанатома, не довольствующегося одним только брюзжанием в ответ на попытки властей указывать, что и как нужно сделать. Без самоуважения человек становится платным рабом безликих фигур, всем владеющих, все контролирующих и управляющих городом, дергая за ниточки в своих конторах и банках. Този не имел ничего против разделения общества на классы, но только при условии, что люди на каждом уровне знают, ради чего живут. Новый же мир несправедливо разделял всех своих обитателей на победителей и проигравших, немногих и многих, прикрываясь девизом эгалитаризма, но при этом становясь более элитарным, закрытым и порочным, чем старые режимы, заменить которые он стремился новой кабалой мошенников и мерзавцев.

И Мэсситер, главный мошенник и мерзавец, о чем знали, но предпочитали помалкивать все, вел эту игру с ловкостью маэстро. Арканджело всегда были разборчивы в выборе тех, кому позволялось проходить по мосту под вытянутой рукой железного ангела с пылающим сегодня ярче обычного факелом. Англичанин же распорядился открыть ворота едва ли не настежь — такого на долгой памяти Този еще не случалось. В этот вечер вся Венеция могла явиться на коронацию своего нового повелителя.

Похоже, однако, что основную массу гостей составляли прихлебатели и приспешники англичанина из его ближайшего, но все расширяющегося круга. Този хорошо знал жителей Мурано. Чужаков они ненавидели. Как десятилетиями ненавидели Арканджело. Ничто — ни деньги, ни влияние — не могло расположить их к Мэдситеру. Он представлял для них другой мир, был первым пятнышком зловещей опухоли, которая, как они знали, расползется однажды по всей лагуне, проглотит их обедневший островок и изрыгнет на его место нечто пестрое, шумное, скороспелое. То, во что уже превратился весь город.

Този сделал глоток слабого, неумело приготовленного спритца, поморщился и вдруг заметил движущуюся в его направлении знакомую фигуру, к восхищению которой примешивалось у него легкое беспокойство.

Анна, проследив за его взглядом, увидела Терезу Лупо. Гостья из Рима решительно держала курс на них.

— Еще увидимся, — пробормотала девушка и упорхнула к группе молодежи, расположившейся у столиков с напитками под пылающим факелом железного ангела.

Заботу о напитках, как и о закусках, взяли на себя серьезные официанты в белых сорочках. На Изола дельи Арканджели Този был во второй раз. Впервые он попал сюда почти пятьдесят лет назад вместе с отцом, каким-то чудом раздобывшим приглашение на некое торжество. Другие времена, другие люди. Потом, через два десятилетия, случилось несчастье, после которого палаццо закрылось для публики навсегда. Но судьба острова изменилась еще раньше, когда умер Анджело Арканджело, унесший мечту во временный приют на Сан-Микеле.

От раздумий по сему поводу его отвлекло возникшее в поле зрения бодрое, жизнерадостное лицо Терезы Лупо.

— А вы опоздали, Альберто, — с усмешкой заявила она. — Опоздали на место преступления.