Укус ящерицы

Кое-где Коста подмечал характерные следы вмешательства Эмили: вазы с высокими белыми лилиями, легкие волнистые фигуры из тонкой золотой проволоки, колышущиеся метрах в пяти над собравшимися под хрупким стеклянным потолком. Все это — и цветы, и бумажные гирлянды, и мигающие лампочки — было призвано скрыть признаки многолетнего забвения и спешку, в которой производились работы. Тем не менее создавалось ощущение, что вечеринка проходит в некоем лишь недавно возрожденном здании, воссозданном с пока еще неясной целью, здании, пробудившемся от долгого сна и с ужасом обнаружившем, что его заполонили вандалы.

Они коротко поговорили с Фальконе и Рафаэлой, вцепившейся в руку инспектора и, похоже, немного испуганной блеском, шумом и многоликостью толпы, и двинулись дальше, чувствуя себя неловко в компании разодетых гостей. Коста посматривал по сторонам, пытаясь отыскать Эмили; Перони и Тереза покорно следовали за ним.

Вскоре выяснилось, что на вечеринку явился весь клан Арканджело. Большинство мужчин выбрали для приема баута, традиционные белые маски, закрывающие нос и щеки, но оставляющие свободным рот, что позволяло есть и пить. Двадцать первый век, однако, вносил свои коррективы, и после недолгого пребывания в душном помещении многие избавились от неудобных атрибутов. Обоим Арканджело маски надоели уже через несколько минут. Микеле разговаривал с какой-то женщиной, причем выглядел непривычно оживленным и почти веселым и совершенно не походил на ту мрачную личность, из которой они несколько часов назад тщетно пытались выудить хоть какую-то информацию. А вот Габриэль остался прежним. Молчаливый и одинокий, в нелепом костюме Доктора, он стоял в стороне, около столика с напитками и, опустив маску, потягивал спритц.

Коста с извинениями протолкался мимо странной парочки в костюмах, делавших их похожими на неоновых павлинов и более подходящих для бразильского карнавала, чем для частной вечеринки в Венеции. Обошел столик с канапе. Покачал головой, заметив, как Перони захватил пригоршню крошечных бутербродов и тут же сунул два или три в рот. Повернулся и оказался лицом к лицу с Джанфранко Рандаццо.

— Хоть кто-то в нормальной одежде, — вздохнул комиссар, бросая взгляд на Перони. — Уже легче. Только вот какого черта вы делаете на этом маскараде?

— Ем, — объявил, не переставая жевать, Перони. Малюсенькие канапе с брезаолой, вяленой говядиной, и порчини выглядели на огромной ладони почти игрушечными. Взглянув на бокал с просекко в руке комиссара, он скривил кислую гримасу. — Пива у них, надо полагать, нет?

— Офицерам на службе пить не положено! — отрезал Рандаццо.

— Мы в курсе, — ответил Коста. Вино он уже попробовал и вопреки утверждениям Перони обнаружил, что оно гораздо лучше популярной в Венето слабой шипучки под названием физз. — Но сейчас мы не на службе и можем делать все, что нам нравится.

Комиссар нахмурился. Нику он показался более напряженным и хмурым, чем обычно.

— Итак, что нового? Мне, наверное, надо выразить вам благодарность. Раньше нам редко приходилось посылать на Мурано больше одного полицейского. Такое уж место. А теперь тут трое. И заняты они лишь тем, что сдерживают толпу. Почему бы просто не забрать Браччи в участок?

— На каком основании? — спросил Перони.

— Сами придумайте! — рявкнул Рандаццо. — Или без подсказки не можете? — Он посмотрел на Терезу Лупо, присутствие которой почему-то вызвало у него беспокойство, что не прошло мимо внимания римского патологоанатома. — Вы тоже нашли занятие. Сунуть нос не в свое дело. Жаль, не успел предупредить Този.

— Този вам звонил? — удивилась Тереза.

— Конечно! Он же работает на меня.

— Счастливчик, — с милой улыбкой отозвалась Тереза и, отвернувшись, последовала за Перони.

Рандаццо ткнул Косту пальцем в грудь.

— Я не намерен терпеть ваши выходки! Всему есть предел!

Продолжать разговор не было смысла. Ник знал, что сам по себе комиссар ничего не стоит. Скорее всего Рандаццо служил Мэсситеру и сюда пришел только потому, что ему приказали явиться. Вот пусть сам и развлекается. К тому же Ник заметил наконец Эмили. Она стояла у противоположной стены и разговаривала с каким-то идиотом, обрядившимся в наряд французского аристократа восемнадцатого века.

Коста кивнул комиссару:

— Полагаю, так оно и есть. Прошу извинить.

Пробиваясь через толпу, он применил смягченный вариант прорыва из подзабытого регбийного опыта. Эмили могла исчезнуть, а упускать ее Ник не хотел.

Прежде чем подойти к ней, он прихватил два бокала с подноса, который держал в руках офицер в дурацком напудренном парике и голубой шелковой ливрее.

Эмили рассмеялась — легкий, звонкий, чарующий звук! — и благодарно кивнула.

Ник скользнул взглядом по белому ангельскому костюму с украшенными перьями крылышками.

— Я привез твою одежду. Ты же просила. И это…

Он вынул из кармана букетик кроваво-красных пеннерончини, выращенных трудами Пьеро Скакки.

Эмили осторожно вставила перчики между перьями правого крыла, где они приобрели вид разверзшейся раны.

— Ничего милее за весь день не видела.