Укус технокрысы

— И не подписывайте. Ни в коем случае. Они в нем все переврали. Некомпетентность — вопиющая. С объемным зарядом — против НЛО? Да это все равно, что верхом на воздушном змее — против «Мига-тридцать семь»!

— А на чем нужно было верхом? На Россинанте?

— Вы все шутите, а они, между прочим, совершенно исказили нашу с вами функцию. Получается, вся слава должна достаться гвардейцам, а они здесь пятая нога у телеги. НЛО передвигается со скоростью 16 тысяч километров в секунду; оно может разделиться на восемь частей, разлететься в разные стороны, а через минуту опять соединиться в одно целое, и что ему ваша вакуумная бомба? Да чихать оно хотело на все ваши аэропланы и ракеты!

Откинув полу халата, Мартьянов достает из кармана брюк большой клетчатый платок и шумно, со вкусом сморкается.

Интересно, какую роль в «нашей с ним функции» он отводит себе? Лечить «Тригон» с помощью рамочки вроде как нельзя было, переноситься на Марс — не нужно. Может, это он взорвал «Тригон» силой мысли, а моя граната была учебной болванкой?

— Вот, видите, что я написал? — Мартьянов хватает отчет, быстро перелистывает его к концу и подносит мне к самому носу — в буквальном смысле- последнюю страницу. — «С выводами комиссии категорически не согласен!» И вам я советую сделать то же самое. Помощник ваш, кстати, молодец, отказался подписывать.

— Он тоже считает, что его роль в ликвидации аварии недооценили?

— Нет. Он вообще несет какую-то чушь. Но не это главное, а — подпись. Точнее, отсутствие таковой.

Я высвобождаю затекшую левую руку, неловко поворачиваюсь на живот и морщусь от боли.

— Что, помочь? — спохватывается Мартьянов, вскакивает со стула и начинает водить над моей спиной рукою. Между лопатками проходит волна тепла, и мне сразу становится легче.

— А в чем заключалась наша с вами роль? — интересуюсь я. Неблагодарный! Человек свою кровную энергию на меня тратит, а я подковыристые вопросы ему задаю.

— О! Вы и не догадывались, что почти все время, когда вы готовились к штурму «Тригона», я был рядом с вами, во втором корпусе, и укрывал вас защитным биоэнергетическим коконом. Один раз мы чуть было не столкнулись в коридоре, я еле-еле успел ваш взгляд отвести! Тут у вас, кстати, пробочка. Сейчас мы ее… Откупорим, так сказать, позвоночный канал для космической энергии…

Теперь Мартьянов работает уже двумя руками. Его правая ладонь мелькает у меня перед глазами так быстро, что я свободно вижу сквозь нее, как через вращающийся пропеллер, полу халата и большое темное пятно на брюках экстрасенса.

— Кстати, давно хочу спросить, — совсем некстати говорю я. — Почему нельзя было думать о белой обезьяне?

— Вы думали о ней?

— Нет. Но я все время думал, что о ней нельзя думать.

— Это вас и спасло. Иначе вы попали бы в больницу вслед за своим помощником. Есть такая восточная притча. Один то ли шах, то ли падишах как-то пообещал неслыханную награду тем из своих советников, кто за три или сколько-то там дней ни разу не подумает о белой обезьяне. Никто никогда до этого момента не слышал про обезьян-альбиносов. Тем не менее, когда пришло время вручать награду, оказалось — некому! Все только и думали о белой обезьяне.

— Ловко это вы. И главное — вовремя подсказали. Без этой шпаргалки мне было бы трудно не последовать в больницу вслед за остальными, благодарю я. На этот раз — совершенно искренне.

— А самое главное: я внушал вам мысль подорвать «Тригон», воодушевляется Мартьянов, — потому что только так можно было отогнать НЛО и спасти людей. И пробил туннель в «сфере страха», которой «тарелочка» окутала корпус семь. Так что взрывать вакуумную бомбу не было никакой необходимости. Мы с вами все сделали самостоятельно, с наименьшим риском и максимальной эффективностью. Ну вот, пробочка рассосалась. А поле у вас ничего, метров пять бу дет. Редко встречается.

— А если в килограммы перевести, то это сколько? — интересуюсь я. Неблагодарность снова так и прет из меня, неблагодарного же,

— Биополе человека измеряется в метрах и только в метрах, — строго говорит Мартьянов, отходя от моей кровати почти к противоположной стене палаты. В руках у него — уже знакомая мне рамка. Он проводит ею горизонтально на уровне своих бедер. Блестящая тонкостенная трубочка отклоняется то ко мне, то к экстрасенсу.

— С сердцем у вас не все ладно. Видите, горбик? Через годик-другой инфаркт мог быть. Но мы его сейчас… Нет ничего проще…

Открытой ладонью Мартьянов впихивает в меня что-то невидимое и неосязаемое, еще раз проделывает пассы своей рамкой. На этот раз она неподвижна.

— Ну вот, теперь все в порядке, — удовлетворенно хмыкает он.

— А трубочка у вас — из платино-иридиевого сплава? — спрашиваю я.

— Почти, — смеется экстрасенс. — Можете вязальную спицу у жены позаимствовать, если хотите поэкспериментировать. Я лет пять со спицей работал.

— И сколько я вам должен за сеанс?

Интересно, обидится или нет? Я бы обиделся.