Укус тени

Лидия закуривает сигарету: огонек зажигалки на секунду освещает погруженную в темноту «клетку». Бенуа успевает заметить лишь золотистый отблеск волос Лидии и овал ее белоснежного лица. Затем все вокруг снова погружается в темноту.

— Как ты думаешь, а можно догадываться об этом с самого рождения?

— Я… Наверное, можно. Мне, например, часто снилось, что меня похоронят живьем… Этот кошмарный сон мучил меня много-много раз…

— Правда? Значит, судьба человека предопределена заранее… Возможно, Орелия знала, какая судьба ее ждет. Она знала, что ей нужно всего лишь встретить тебя, чтобы это все случилось…

— Ее убил не я, — тихо, но твердо возражает Бенуа. — Я не убивал ее, Лидия.

Но Лидия, похоже, даже не слушает его: она снова углубляется в воспоминания, разговаривая с самой собой.

— Мы все время были вместе… Мы никогда не расставались, — продолжает она. — Нас называли неразлучными! Но в тот день… В тот день мы поссорились. Такого с нами никогда раньше не случалось… Я помню, как мы шли вдвоем вдоль дороги. Мы в то время часто там ходили. Это была среда, вторая половина дня, и мы с ней должны были пойти к нашей общей подружке… Однако… Это все произошло из-за одного мальчика. Мы с ней были влюблены в одного и того же мальчика, понимаешь?

Бенуа, скрытый темнотой, улыбается. Эта история его умилила — он и сам не знает почему. Сидящая неподалеку от него женщина, которая собирается его убить, — можно сказать, его палач — своим трагическим рассказом почему-то заставляет его улыбнуться. Наверное, потому что она рассказывает ему эту историю каким-то детским голосом.

— В общем, мы поругались и разошлись в разные стороны: Орелия пошла к той подружке, а я повернулась на сто восемьдесят градусов и направилась домой…

Бенуа вдруг чувствует, что Лидия плачет. Его сердце сжимается — хотя ему вроде бы следует радоваться, что плачет уже не он, а она…

— Если… если бы я пошла тогда с ней, она, наверное, была бы сейчас жива! Ты, возможно, не осмелился бы на нее напасть, если бы мы шли вдвоем… Отвечай, Бен!

— Я… Мне кажется, что если бы ты пошла с ней, то тот, кто убил Орелию, убил бы и тебя.

— Уж лучше бы я погибла вместе с ней.

— Нельзя так говорить!

— Нет, можно… Меня лишили моей второй половины, а это, поверь, хуже смерти. Да, было бы лучше, если бы ты убил нас обеих.

— Я не убивал ее…

Лидия, пропустив слова Бенуа мимо ушей, продолжает:

— Когда наступил вечер, а она так и не вернулась домой, мне… мне стало очень страшно и очень плохо… Мне показалось, что внутри меня произошел взрыв и мое тело разорвалось на куски!.. Мое тело пронзила острая, невыносимая боль — как будто меня разрубили на две части… Мне тогда очень хотелось верить, что сестра еще вернется. Я заставляла себя не терять надежды… Я несколько месяцев ждала и представляла, как вдруг откроется дверь и войдет Орелия… Знаешь, я надеялась на это очень долго даже после того, как все уже перестали ждать ее. И однажды она и в самом деле вернулась…

Бенуа, несмотря на кромешную тьму, изумленно таращит глаза.

— Вернулась? — переспрашивает он.

— Да. Я увидела ее ночью в своей комнате. Она стояла возле моей кровати… Орелия заговорила со мной и объяснила, что пришла сказать мне, что она меня прощает… Прощает за то, что я оставила ее одну на той обочине…

— Тебе это приснилось, Лидия.

— Нет. Я тогда не спала. Кроме того, она по-прежнему рядом со мной… Она тоже на тебя смотрит… Она видит тебя через мои глаза. Она вершит над тобой суд.

— Ты хочешь сказать, что она находится внутри тебя?

— Да, внутри меня. И вокруг меня. Постоянно… Она — это я, а я — это она.

Бенуа вдруг понимает, какие сильные душевные муки испытывает Лидия — испытывает очень и очень давно — и в какую пропасть безумия она рухнула под воздействием этих мук. Она рухнула в эту пропасть, будучи почти ребенком. Получается, что в один прекрасный день жизнь человека может дать трещину, а затем эта трещина может превратиться в бездонную пропасть…

Бенуа с удивлением думает, что, слушая Лидию, он почему-то проникается сочувствием к ее трагической судьбе, — и это при том, что он угодил к ней в лапы и стал пленником ее смертоносного безумия!

Однако попытаться понять ее — это, возможно, его последний шанс выбраться живым из темного подвала, в который он угодил.

Живым, хотя уже отнюдь не невредимым.

— А кто из вас был старше? — вдруг спрашивает Бенуа. — Орелия или ты?

Он слышит, как Лидия встает со стула и идет в сторону лестницы. Через несколько секунд ее каблуки стучат по бетонным ступенькам.

— Меня одолевает сон, я пойду спать… — раздается ее голос.

— Ты мне не ответила, — не унимается Бенуа.

— Я не ответила, потому что твой вопрос глупый, Бен.

— Мне непонятно, что же в нем такого глупого…

— Орелия и я — это одно и то же.

«Что она хотела этим сказать? Орелия и я — это одно и то же…»

Бенуа напрягает свой измученный рассудок, но ему так и не удается разгадать эту загадку.

Солнечный луч робко ласкает его неподвижную ногу. Сейчас, должно быть, полдень.

«Значит, Орелия — не выдумка?.. Или я уже и сам потихоньку схожу с ума?»