Улан Далай

Все-таки они нашли это место. Почти час блужданий по выгоревшей от августовского солнца высокой траве не прошел впустую. Хотя старик уже готов был махнуть рукой, сесть в джип и отправиться в обратный двухсоткилометровый путь. Куда ни глянь – монотонная, жесткая, местами потрескавшаяся Сальская степь. Не видно даже следа мелководной речки, протекавшей здесь в его детстве. Ни одной печной трубы, ни одного дерева не осталось от хутора. Водитель Миша сначала слонялся вместе со стариками, а потом, нацепляв репейников на брюки, ретировался в машину под кондиционер.

Побродив еще и вконец отчаявшись, старик достал из кармана клетчатый носовой платок, вытер вспотевший лоб и махнул жене:

– Валя! Всё! Уезжаем!

Валя, чья белая ажурная шапочка мелькала меж скукожившихся соцветий полыни, развернулась и поспешила на зов мужа. И вдруг пропала.

– Валя! – встревожился супруг. – Где ты, Валя?

– Да здесь я, здесь! – донеслось из зашевелившихся будыльев метрах в пятидесяти. – Упала я, Саня! Тут пенек какой-то. Не заметила. Юбку порвала вот.

Старик пошел на голос. Жена сидела на пне, оттирая слюной разбитую коленку, торчавшую из прорехи ситцевой юбки.

– Валя! – взволнованно закричал старик. – Валя, это он!

– Не кричи, я не глухая, – Валя подняла голову и огляделась. – Кто это он?

– Пень, Валя, пень, на котором ты сидишь! Такое большое дерево было только у нашего дома, понимаешь? Карагач, он стойкий, и жару, и стужу переносит.

Валя вскочила, забыв про коленку.

– Он у дома рос, во дворе, рядом с крыльцом, понимаешь? – старик возбужденно размахивал руками.

– Я уже все поняла, – Валя встала на колени и начала методично дергать задеревеневшие стебли полыни. Соцветия на концах мстительно запылили коричневыми семенами, обсыпая белую ажурную шапочку, но Валю теперь не остановила бы и ядовитая змея.

– Позвони водителю, пусть лопатку притащит, – распорядилась она, не поворачивая головы.

Старик вытащил из кармана телефон, потыкал в кнопки, поправил в ухе слуховой аппарат и прокричал в телефон:

– Это Миша? Миша? Лопатка есть? Есть? Не понял. Есть? Неси сюда!

Дверца джипа неторопливо открылась, водитель достал из багажника лопату с короткой ручкой, без которой в этих краях в степь не выезжают ни зимой, ни летом, и не спеша направился к махавшему руками старику.

– Вот, понимаешь, нашли мы, нашли! – кричал старик приближавшемуся Мише. – Дом наш нашли!

– А, – проронил в ответ Миша, подавая инструмент. – А копать что будем?

– Корни! – не разгибаясь, ответила Валя. – Пласт надо снять, сантиметров двадцать.

– Двадцать?! Да тут взвод солдат нужен. А зачем?

– За надобом! – ответила Валя, разогнулась, выхватила из рук водителя лопату и ткнула в потрескавшуюся землю.

– Да вы что! Давайте уж я, только объясните, что ищем, – засовестился Миша и, отдуваясь, стал сковыривать дерн.

– Под этим деревом мой дядя свои Георгиевские кресты зарыл в тридцатые, понимаешь? – волновался старик.

– Понял, – кивнул водитель. – А справа или слева?

Старик досадливо крякнул и ничего не ответил. Миша вздохнул и стал копать. Валя, не зная устали, заламывала вокруг траву, старик залез на пень и указывал направление:

– Вот печка была на пять шагов от входа, да, примерно там, ага.

Валя поковыряла носком и подняла проржавевшую печную заслонку.

– Есть! – торжественно заявила она.

– Есть! – почти одновременно с ней завопил Миша: его лопата наткнулась на что-то твердое.

Старик быстро, насколько позволяли колени, сошел с пня.

– Осторожно теперь, осторожно.

Водитель потихоньку попробовал грунт вокруг, нащупывая периметр, подкопал, поддел лопатой и приподнял из земли какой-то обгорелый брус.

– Не то! – разочарованно произнес он, с трудом выворотив длинную деревяшку. Отбросил в сторону и сел на пенек перекурить. Старик тоже достал сигареты и уже пристраивался рядом, как вдруг, выронив зажигалку, кинулся к брусу.

– Да это же косяк! – завопил он. – Наш дверной косяк!

Достал клетчатый носовой платок и стал оттирать с деревяшки налипшую землю.

– Валя, смотри, вот, смотри, зарубки… Тут химическим карандашом видишь, что написано? Володя тысяча девятьсот тридцать восемь, Иосиф тысяча девятьсот сорок… Я брата был ростом выше, хоть и младше. А внизу, вот: Надежда тысяча девятьсот сорок два, это как раз перед выселением. А Роза, Розина зарубка где? Отец делал, я же помню… Она еще совсем кроха была. Отгорел кусок снизу, нет Розы…

Старик разволновался, руки дрогнули, брусок выпал. Запачканным землею платком старик вытер глаза.

– Миша, мы можем как-нибудь с собой это взять?

Водитель почесал в затылке.

– Ну, в общем, наверное. В целлофанку упакуем, в багажник наискосок должно войти, – со знанием дела рассудил он. – А вы что, в Москву это повезете?

– Повезем! История же, – сказал старик.

– И заслонку повезем! – заявила Валя. – Это часть семейного очага.

– И заслонку, – согласился старик. – Внукам покажем.

– А кресты? – поинтересовался Миша. – Будем еще копать?