Улей

Встреча с дочерью выбила Кейт из равновесия. Сердце в груди заходилось, руки дрожали. Но она не плакала. Она вообще плакала редко. Может быть, потому, что свои слёзы она отлила много лет назад, выплакала до последней капли. Кейт снова задалась вопросом: как же так получилось, что её родная ферма, жизнь, которую она здесь вела, которой дорожила, были стёрты с лица земли.

Кейт не пошла сразу к своему автофургону, а решила напоследок ещё раз осмотреть дом.

От прежнего фермерского дома теперь здесь мало что осталось. Интерьер — в том числе огромная пристройка со стороны заднего фасада — свидетельствовали о богатстве и хорошем вкусе, хотя вся отделка была выдержана в неярких тонах. Кейт бродила по комнатам, и на ум ей шло одно определение — «сдержанно». Если учесть, что обычно её дочь отдавала предпочтение показной пышности. Кухня была кипенно-белая. В середине поблескивал «островок», довольно большой, хоть на коньках катайся. Только ручки — черные шестигранники, напоминавшие соты — намекали на увлечение владелицы дома. В гостиной между двумя белыми кожаными диванами, стоявшими друг напротив друга, Кейт увидела стеклянный столик, в котором отражалась огромная люстра работы Чихули[22].

Над камином висело полотно Пикассо с изображением женщины в голубых тонах. Марни купила это произведение живописи, когда в её процветающую империю потекли большие деньги. Это было её первое серьезное приобретение. Кейт картина очень нравилась, но покупка дочери её удивила. Она спросила об этом у Марни, когда вооруженный охранник доставил полотно.

— Марни, я и не знала, что ты поклонница творчества Пикассо.

— Я — не поклонница. Картину купила, потому что она гармонирует с диваном.

Однако теперь диваны были белые, с желтыми подушками. Ничего голубого не осталось.

С гулко бьющимся сердцем Кейт быстро обходила помещение за помещением, рассматривая обстановку. Она была уверена, что это её последний визит на ферму. Интерьер каждой комнаты был воссоздан по образцам из журнала «Архитектурный дайджест». Кейт восхищалась вещами, которые дочь приобрела за годы изгнания матери. Великолепный антиквариат. Обои с позолотой. Старинный гобелен с изображением улья, которому, наверно, лет четыреста. А может, и больше.

Марни окружила себя всем самым лучшим, что можно купить за деньги.

За деньги, которые поступали от её последователей, ради неё опустошавших свои банковские счета.

Неплохо для тщеславной девочки, которая соизволила купить картину Пикассо лишь потому, что та по цвету гармонировала с ее диваном, подумала Кейт.

Создавалось впечатление, что её дочь пытается слиться с прекрасной средой, как хамелеон. Пытается спрятаться среди гибискусов, чтобы из своего укрытия поймать муху, выстрелив в неё длинным липким языком.

Кейт просунула голову в большую просторную хозяйскую спальню. Огромная старинная кровать — Марии-Антуанетты? — с дорогим постельным бельем была не заправлена. Кейт провела рукой по развешенной в несколько рядов дизайнерской одежде в гардеробной. На многих нарядах еще висели ценники.

Она имеет всё и ничего из этого не ценит, думала Кейт. Как же я воспитала такое чудовище?

Кейт распахнула дверь в комнату, которую Марни занимала в детстве.

В первую минуту ей показалось, что здесь ничего не изменилось, как это бывает в комнатах погибших или пропавших детей, которые их матери стараются сохранить в неприкосновенности. Кейт замерла на месте, обводя взглядом спальню. И все-таки что-то было не так. Что-то изменилось. Это был улучшенный вариант комнаты, в которой Марни спала в детстве. На полке стояли красивые антикварные куклы, а не замызганные Энн и Энди, которые Марни всюду таскала с собой на ферме. Вместо обоев с рисунком из вьющихся розочек стену украшала роспись с изображением пчёл и бабочек. У окна в углу стояла кровать, на которой Марни спала в детстве и юности, — кровать на четырех столбиках с навершиями в форме ананасов, застеленная старинным покрывалом из синели лавандового цвета.

То самое окно.

Из всех окон в доме только это не заменили, не освежили краской и даже не мыли. Оно оставалось таким, каким было всегда, не считая одного дополнения — желтой бархатной веревочки, которой окно было отгорожено от остального пространства.

Кейт подошла ближе, читая выгравированную надпись на маленькой латунной пластинке, что крепилась под оконным переплетом.

ВПЕРВЫЕ ПЧЕЛЫ ВСТУПИЛИ В КОНТАКТ С МАРНИ СПЕЛЛМАН ЧЕРЕЗ ЭТО ОКНО. ТАК ЗАРОДИЛАСЬ ВЗАИМОСВЯЗЬ МЕЖДУ ЖЕНЩИНАМИ И ПРИРОДОЙ, КОТОРОЙ СУЖДЕНО ИЗМЕНИТЬ МИР.

Кейт увидела достаточно. Некогда она верила в сказку про пчелиный рой. Думала, что её дочь наделена великим даром. А это что? В этой комнате все кричало о непомерном самомнении. Ложное святилище, созданное в подкрепление её истории.

Любопытство Кейт сменилось горечью и ожесточением.

Значит, её тоже облапошили?