— Отдых — единственное лекарство. И жидкости ей побольше давайте. Физически она здорова, а вот её эмоциональное состояние, естественно, оставляет желать лучшего.
В окно кухни Кейт наблюдала за мужем и сыном. Они расхаживали между кустами лаванды. Скоро с неё можно будет собирать урожай. Аромат цветков лаванды проникал даже в дом. В тот момент казалось, что суета по поводу увеличения прибыли путём продажи продукции большему количеству ресторанов — это сущие глупости. Совершенно ненужные, лишние хлопоты. Главное — дом. С наслаждением вдыхая терпкий запах, Кейт налила чай. В чашку с ложки медленно сползла золотистая капля меда. Она размешала его в чае, заваренном по собственному рецепту — из перечной и курчавой мяты.
Добавила в чай еще один ингредиент, который она никому никогда не называла.
— Неизвестное, — сказала она как-то дочери, — мощный мотивирующий фактор. Люди либо избегают того, что им непонятно, либо тянутся к этому.
При воспоминании о том разговоре Кейт улыбнулась.
Муж с сыном исчезли из виду. Кейт устремила взгляд в сторону ульев. Всего их было двадцать, и стояли они аккуратными рядами. Уже не в первый раз у нее мелькнула мысль, что ульи похожи на надгробья на военном кладбище.
Стоят на вытяжку.
По линеечке.
Чай получился пряным, как ей нравилось.
Она услышала зов Марни. Это не был настойчивый крик или вопль, но она вздрогнула от неожиданности и выронила чашку. Та упала на пол и разбилась. Кейт не стала собирать осколки, а поспешила к дочери.
В комнате было темно, что её немало удивило, ведь на улице светило солнце. Тем более что недавно она заходила к Марни. Буквально десять минут назад.
— Мама… окно.
Кейт повернулась к окну и вскрикнула.
Кейт умолкла. Линдси наблюдала за ней. Та встала, снова села, держась за края стола из красного дерева. Вены на её руках пульсировали, кровь отлила от лица. Она была бледна, как кора ольховых деревьев, что высились вокруг. Сквозь их листву на сырую площадку пробивались лишь редкие лучики света.
— Кейт, что вы увидели? — спросила Линдси. — Что происходило за окном?
— Я не увидела ничего. Абсолютно ничего. В первые мгновения. Словно мой разум отказывался это воспринять.
— Что это было?
Кейт впилась взглядом в лицо Линдси.
— Рой пчёл, — отвечала она. — Они облепили окно Марни, будто колышущийся занавес. Я ощущала вибрацию, исходившую от них. Словно басы включили на полную громкость в детской машине. Или знаете как бывает? Стоишь на светофоре и вдруг чувствуешь удар. Так вот это было нечто подобное, только сопровождалось жужжанием. Гул был завораживающий, гипнотический. Успокаивающий. Пугающий. Одновременно вызывал бурю самых разных эмоций. Ничего подобного я не слышала ни до того, ни после. И хотя я…
Кейт прервала свой рассказ, собираясь с духом.
— Произошло необъяснимое, о чем я не говорила никому, кроме дочери.
— И что это было?
Кейт помедлила с ответом.
— Жужжание, что издавали пчёлы… и вы сочтете меня сумасшедшей… так вот они как будто разговаривали со мной. Не словами. Не какими-то отчетливыми фразами. Я просто чувствовала, что они мне говорят: всё будет хорошо, у твоей дочери всё будет замечательно.
На старое земляничное дерево налетел порыв ветра, сорвав с ветвей желто-зеленые листья, которые попадали на стол для пикника, что стоял под ними.
— Не словами, — повторила Кейт. — Это было просто ощущение. Создавалось впечатление — и вы, я уверена, меня не поймете, — что этот рой не земного происхождения. Что пчёлы говорили мне, будто Марни особенная.
— Все дети особенные, — заметила Линдси.
— Конечно. Но не все являются лидерами. Большинство делают только то, что им велят. Это и сообщили мне пчёлы. Что она превосходит меня, превосходит всё, что наша семья ожидала от неё.
— Благословенна?
— Да… благословенна. Значит, вы все-таки меня понимаете, — заключила она.
Линдси не знала, что сказать, как подбодрить эту женщину и одновременно вытянуть из неё правду. Она ничего не понимала. Совсем. Кейт Спеллман несла полную чушь. А ведь прагматичная женщина — устроила пасеку на ферме дочери, по графику проверяла чистоту уборных в кемпинге. И это она слышала, как пчелиный рой говорит… чувствовала это. И видела, как пчелиный рой затмил свет в окне комнаты дочери, чувствовала, как он гудит, словно уличная банда.
— Не знаю, — наконец произнесла Линдси. — Хотелось бы. Но главным образом я хочу выполнить свою работу. Поэтому для начала мне надо понять, почему Калиста окончила жизнь на берегу двадцать лет назад. Хочу понять, что означает то чувство, которое
— Мы поговорим об этом. — Кейт встала, предлагая Линдси чай со льдом, от которого та отказалась, — Но прежде ответьте, пожалуйста, на мой вопрос.
— Конечно. Спрашивайте.
— Вы веруете?
— В Бога? Да. Я воспитывалась в вере.
— Не в Бога. В мою дочь?
— Как я уже говорила, даже если б хотела… нет. Не верю.