Улей

Воспаленным взглядом следит за тем, как двигается кадык Виталия, но не слышит того, что он говорит. Зато, кажется, слышит биение его пульса и сердца, одержимо желая вырвать из тела жизнь. Чувствует тепло кожи и запах крови.

Зрение плывет. Руки дрожат. Рот наполняется слюной. Сердце выбивает из груди весь воздух.

Он хочет убить их всех. А после — Титова.

— У меня свои планы на Титова, — властный голос Приходько прорывается, словно сквозь толщу воды. — Я обещаю вам, очень скоро он исчезнет с одесской земли.

[1] What а lovely girl? — Что за прелестная девочка?

[2] Tell me what you are unhappy? — Расскажешь мне, что тебя расстроило?

[3] Go to the ass. — Иди в задницу.

[4] l would gladly. But l'm а fraid your dad won't like it. — Я бы с радостью. Но, боюсь, это не понравится твоему отцу.

[5] My dad will give you guts if he wishes. — Мой папа выпустит тебе кишки, если пожелает.

[6] Done exactly. — Совершенно точно.

[7] Little bad girl. — Маленькая плохая девочка.

[8] You are so bright and so sweet. — Такая яркая и такая сладкая.

[9] Dont touch mе. — Не трогай меня!

День восемьдесят третий (5)

***

Собирается войти цивилизованно. Для пробы, для проформы, для начала…

Никто не помешает ему забрать Еву. С землей сровняет Исаевскую крепость, но не оставит ее в этом аду. Даже если она сама того вдруг пожелает.

"Заберу!"

Тянется к домофону, когда кто-то запрыгивает ему на спину. Осознает, что это Ева, еще до того, как длинные волосы падают ему на лицо.

— Адам, — растягивает его имя так привычно и так значимо.

— Что ты делаешь? — сбросив ее на землю, оборачивается.

Рассматривает с пристальным вниманием. Печется лишь о том, чтобы она была невредимой.

Она невредима. Только смотрит чуть из-подо лба. Испытующе и нагло, как делала старая Ева.

— Что ты делаешь? — повторяет уже настороженно.

— Ничего.

— Как ты узнала адрес?

На этот вопрос Ева не отвечает. Изучает Титова. Судя по всему, оценивая его настрой, выбирает, что сказать.

"Не так слепа твоя девица, как притворяется…"

— Поедем домой, — просит Исаева, внезапно меняясь в лице. Опасливо заглядывает ему за спину, в направлении дома. Хватает под руку. Тянет к машине. — Пожалуйста,

— понижает голос, когда Адам отказывается двигаться. — Пожалуйста.

У него возникает сильнейший соблазн схватить ее за плечи и хорошенько встряхнуть. Заставить говорить, и говорить правду. Но он уже знает, что с Евой это не сработает.

Шагая за ней, теряется в сомнениях и тревоге. Утопает. Оглядываясь на трехэтажный дом, в котором все до одного окна светятся желтым светом, ощущает, как спину осыпает холодными мурашками.

Она начинает говорить только по дороге. Переведя дыхание, улыбается. Но эта улыбка такая же фальшивая, как и то спокойствие, что выказывает Титов.

— Хотела взглянуть в глаза матери.

— Не смогла?

"Только не ври, Ева!"

— Нет.

Но он-то знает, что она входила в дом. И провела там порядка сорока пяти минут.

Поджимая губы, закусывает их изнутри. Смотрит на Еву. Только она уводит свой взгляд в сторону. Хотя бы на это совести хватает.

— Почему?

— Появился страх, что если войду, ке вернусь.

Титов замолкает, не в силах вымолвить ни слова. Смотреть в ее сторону не желает. Злость зарождается в груди и горячими волнами поднимается к горлу. Разносится по телу. Топит.

"Что она там делала?"

"Почему врет?"

"Как она смеет после всего врать?"

"Почему?"

— Останови, — ладонь Евы накрывает его вцепившуюся в руль руку. — Сейчас.

— Тебе плохо? — притормаживая у обочины.

Отстегнув ремень, она замирает, тяжело вздыхая. Ныряет лицом в ладони, едва слышно бормочет какие-то ругательства. Вздрагивает, будто ее прямо сейчас вырвет. А после, вместо того, чтобы выйти из машины, как он предполагает, перемахивая центральную консоль, забирается к нему на колени. Седлает, наплевав на благопристойную юбочку-солнце. Касается лбом его лба. Прижимается, затрудняя дыхание им обоим.

Злость отступает стремительно. Болезненный восторг взлетает по груди вверх. Обдает томительным теплом. А после — жжет, как раскаленное железо. Плавит изнутри.

— Ладно, говори уже. Говори, — выдыхает Титов.

— Нет, — катает лоб по его лбу, будто все, что происходит, забава.

Для нее, очевидно, забава.

— Скажи ты, Адам. To, что я не могу, — взволнованно частит словами Ева. — Ты можешь, — глаза заполняют слезы. — Ты сильнее. Ты победил.

Победил? А судьи кто?

Вспомнила ли Ева ту дебильную игру-войну, в процессе которой покалечила ему душу? Она издевается, называя его победителем?

— Выражайся конкретней. Что ты хочешь услышать?

Сглатывая, тяжело смотрит ей в глаза. Чувствует, как внизу живота дрожат скрученные в узел нервы, а с виду-то кремень.

— Ну? Что сказать? Чего ты хочешь, Эва?

Она съедает его глазами. Пожирает жадно. Но молчит, упрямо поджимая губы и вздыхая, приоткрывает их.

Красивая. Какая же она красивая!