Улей

Неземная. Исключительная. Богемная. Фантастическая. И абсолютно несчастная в это мгновение. Принимает решение не в пользу Адама. Отстраняется, собираясь вернуться на свое место.

Он не позволяет. Останавливает, надавливая на поясницу. Резко выпрямляясь, прижимает к рулю.

— Так быстро сдаешься… Титова? — ее глаза сверкают в полумраке. В этом блеске и злость, и восторг — ненормальная смесь. Но у Адама при виде нее по позвонкам взрывная волна мурашек проносится. — Как ты говорила, дорогая? Хочешь меня в свою кровь? Хочешь мою силу? Я дал тебе ее. Ты — Титова. Моя. В этом сила. Что тебе еще нужно? Почему ты это обесцениваешь? Почему ты вернулась к ним, если ты моя? Ты — моя!

В голосе и глазах Адама — его эмоции. В отличие от Евы, он не прячет их. А она, выпив их все до дна, опускает взгляд. Пытается проглотить, но слишком много их. Слишком много… Трудно ей.

— Нет, смотри мне в глаза, — обхватывает пальцами лицо девушки. — Смотри!

Повинуется. Вот только в глазах вспыхивает пламя из злости и страха, которое поглощает все остальные ее эмоции. Не оставляя выживших, оно их все сжигает.

Ева, конечно, понимает, что не дает Титову и половину того, что он заслуживает. В чем он так же, как и она, нуждается. Но, проблема в том, что она все еще не может раскрыться. Заело дверцу, едва та приоткрылась. И никак дальше. Никак.

"Может, стоит сорвать с петель?"

"Рвани посильнее, Адам…"

— Я не обесцениваю то, что ты делаешь, — единственное, что Ева говорит, и замолкает, снова прикрывая веки.

Ее ресницы дрожат, отбрасывая тени на щеки. Дыхание шумно толкает воздух. Она пытается его нормализовать, но вряд ли у нее это получится в скором времени.

В это мгновение Титов ее… Он ее безудержно, до боли желает. Притушить эти тоску, вожделение и ярость. Ворваться в ее глубину. Завладеть полноправно.

Хотя бы поцеловать… Эти ее пухлые малиновые губы…

— Поедем домой, Титов.

Он ругается матом. Грубо и грязно выражаясь, осыпает воздух проклятиями.

А затем…

— Я люблю тебя, — хрипит, толкая между ними воздух, как ощутимую энергию.

Нарушает собственное равновесие, давая Еве то, в чем она нуждается. Снова и снова вытаскивает ее из обломков души. Тянет наверх.

— Люблю тебя, — выкрикивает. — Люблю!

Вздрагивая, будто сквозь ее тело проходит электрический разряд, Ева смотрит на Адама, как на Бога.

Он, и правда, для нее — весь мир. Хоть она и не знает, как показать ему это.

Обнимает за шею. Касается щекой его щеки, кожа к коже.

— Ох, и набрала я у тебя кредитов, Адам. До конца дней своих в долгах буду. Не знаю, как расплачусь. Не знаю… расплачусь ли…

— Нихр*на мне не надо, — резко выталкивает он.

Лукавит. Есть у Евы то, что он желает больше жизни. Но выразить свое желание ему гордость не позволяет. Вопреки всему, еще держит спину прямо.

— Что ж… У меня есть один план на сегодня, — ныряет лицом в изгиб шеи Титова. Дышит его запахом, как одержимая. Пытается надышаться. Хотя уже знает — с запасом взять невозможно.

Чувствует холод, как только отстраняется.

— Едем.

Скользнув на свое сиденье, обхватывает плечи руками и отворачивается к окну.

— Поехали, — голос звучит отстраненно. — На твою старую квартиру. Хочу в ту уродливую чугунную ванну.

Боковым зрением отмечает, как Титов переводит взгляд с дороги на нее.

— Ее ты помнишь? Меня — нет, квартиру — да?

— Балковская, тридцать один. Квартира пятьдесят шесть. На первом этаже аптека, стоматологический кабинет и кафе "Рыбачка Соня". Во внутреннем дворе ободранная детская площадка. Две скрипучие качели. Горка. Круговая карусель. И большая песочница.

Титов ничего не отвечает, слушая этот холодный отчет. Молчит, копаясь в себе. Большей частью сдерживаясь от того, чтобы не дернуть ее за плечи и не спросить еще раз, что она делала дома.

Неизвестность разъедает ему мозги, как кислота. Не может перестать об этом думать, как ни пытается. Нужно отпустить. Не выяснять отношения с Евой на эмоциях.

Зато Исаева переключает режимы, как ей вздумается. Оставляет только те эмоции, которые ей нужны. Когда они входят в квартиру, в очередной раз меняется. Смотрит на Адама с вызовом и провокацией. Продвигается, шагая задом наперед.

Манит взглядом. Притягивает, словно магнитом.

Адам, сцепив зубы, игнорирует эти знаки.

— Что за место? — спрашивает легкомысленно. — Опрометчивый поступок — сдать врагу свое местонахождение. Но да, соглашусь с твоими словами: отважный поступок — добровольно прийти в логово врага.

Титов хмурится, пока не понимает: она воспроизводит диалог, который произошел при ее первом появлении в этой квартире.

Внутри него все замирает, пока взгляд неотступно следует за девушкой.

— Поможешь мне собрать волосы? Ты же их ненавидишь.

Перемещаясь в сторону двери, словно готова удирать, как только Адам выпустит из оков своего внутреннего зверя, скидывает на пол куртку.

Титов не двигается, пока она раскачивается, играя на его нервах.

— Экстренное сообщение: в улье новая королева, — выдыхает, пятясь, в то время как он делает шаг вперед. — А теперь лицедействуй, темный рыцарь. Я здесь только для тебя.