Улей. Отверженная (СИ)

— То есть перелом эксперимента наступил в связи с достижением некоего пика эмоций, характерных для гуманоидов, а именно любви и заботы о близких, с которым вы не справились. Последствия, к слову, весьма логичные начали стремительно развиваться, и вы потеряли контроль над ситуацией. — Он скорее не спрашивал, а утверждал.

И необъяснимая злость вилась меж скрипучих слов. Хотел в чем-то меня обвинить? Док лучше других знал, как я исправно выполняла свою работу. День за днем, без отпуска и выходных.

«За Королевство, во имя Короны, на благо Королевы».

Но я безумно устала и потому позволила себе расслабиться и наслаждаться жизнью, не нарушая при этом никаких инструкций. Как говорил Кир, все зависит от того, под каким углом смотреть. Жизнь — она как призма. Поверни ее к себе иной стороной, поменяй свое видение — и она окрасится в нужный тебе цвет.

— В любом случае эксперимент с вашим участием стал самым длительным в истории. Королева-Мать, без сомнения, оценит ваш труд и вклад в проект по достоинству. И награда будет соответствующая.

— Верни меня. Обратно.

Самописец аккуратно, почти бесшумно вывел последнее слово и притих.

— Куда? — Откровенная насмешка и едва уловимое любопытство.

— В то же место и время.

Док подумал минуту и покачал стальной головой.

— Проект «Альфа-6» завершен. Вас ждут другие, более важные дела.

Я облизала пересохшие губы.

— Устрой мне аудиенцию с Королевой.

— Зачем? Результаты эксперимента будут изложены в докладе Правящему Совету.

— Я буду просить продлить эксперимент…

— Невозможно.

Ласковый взгляд у Дока получался плохо. В его искусственном лице не было мягких черт.

— Данных же недостаточно. Надо продолжить сбор…

Но он не слушал меня.

— Поразительное слияние с ролью. Кстати, о ней. Какое место в их обществе вы заняли и так удачно в нем укоренились?

— Я была женой и матерью.

Четвертый сорвался. Или, правильнее сказать, дорвался. Мало того, что вдарил всей своей молодецкой силой, так еще и по голове каким-то предметом приложил, скотина. Я не помню и половины из того, что случилось. Командир поведение Четвертого охарактеризовал иначе:

— Действовал по ситуации.

И он же принес сухие, но искренние извинения.

Тридцать первый — талантливый, умный, сверхисполнительный, но последний по силе в руководящем оборонном составе. Должности выше он никогда не получит, да уже и сильно потрепанный, к тому же. Короне такие не нужны.

Четвертый это понимал, стоял у него за спиной и гадливо улыбался.

— Рад твоему возвращению, Вторая. — Он помахал мне рукой.

— Ники.

— Да, мы наслышаны, что ты подцепила эту… заразу.

Имя — это не зараза.

— Жаль, Командир не позволяет выбить ее из тебя. Я бы с удовольствием помог. По старой дружбе. Но, увы, скован приказом. — Мощные двухметровые крылья затрепыхались, выражая несогласие.

Широкие плечи, стальная грудина и толщина рук, наверное, с мою талию. Будь нос ровнее и подбородок «полегче», черты лица были бы приближены к идеалу. Красивый и невероятно сильный. Чем и обделила Четвертого Королева-Мать, так это мозгами. Зато дурного нрава было с избытком.

— Ники, Док сказал, что ты еще не совсем здорова и за тобой нужно какое-то время понаблюдать. — Командир провел рукой по гладкой стенке камеры. Та, отзываясь на прикосновение, покрылась местами рябью. — Ты же понимаешь, что эти временные неудобства — обычная мера безопасности.

Их безопасности, не моей.

Иначе они не стали бы заточать меня в мою же ловушку, такую образцовую и прочную, не имевшую ни одного изъяна. Камера-восьминожка — мое единственное достойное творение. Случайное. Но разве незапланированных детей любят меньше?

— Я не сильно его?..

— Да было б что там портить. — Командир махнул рукой. Этот фамильярный жест совершенно не вязался с его строгим видом. — По мне, он стал даже симпатичнее — появилась симметрия и отвалились, наконец, эти нелепые брыли на подбородке.

Это была борода, которую почему-то никто не признавал, хоть я и старалась — не смогла отказать умирающему в последней просьбе.

— Разведчик из тебя — хоть куда, а вот скульптор хреновый.

— У тебя просто отсутствует абстрактное мышление. Док счел ее годной.

— Настолько годной, что умирать передумал, — усмехнулся Командир. — И за что ты его теперь наказала? Страдать же будет без своих брылей.

Четвертый довольно осклабился. А мне было неприятно испытывать на своей шкуре профессиональные уловки начальства. Мог бы просто спросить. Излюбленный способ — навести мосты дружбы, а потом по ним же броситься в атаку — выглядел до отвращения лицемерным.

— Он утверждал, что все было не по-настоящему.

— Да, это был лабораторный эксперимент. Смоделированный…

— Вранье! — Тело, еще слабое, со шрамами, не смогло удержать всплеск силы. Получив свободу, она хлестнула огненной лавой по стенке камеры. Я на мгновение ослепла, потому и не увидела реакции своих визитеров, лишь услышала, как Восьминожка довольно заурчала, радуясь полученной пище.

— Зачем мне тебе врать?