Уличные птицы (грязный роман)

Лето текло струями меда. Граф наслаждался калейдоскопом мужчин и женщин, счастливых и не нищих, он купался в пустых разговорах, и общей независимости от времени суток. Он бродил по горам и приморским паркам среди благоухающих магнолий, любовался толстыми бражниками, на лету запускающими тонкие хоботки в цветки, разглядывал качающихся на травинках больших богомолов и палочников, ловил неуклюжих жуков «оленей». Ему хотелось вальсировать под луной, когда ночь орала ему в уши песней цикад.

В конце июля Граф обнаружил, что может глубоко нырять, давление воды не вызывало боли в его ушах, и не дышать он мог минуты две. На этой почве он скорефанился с маленького роста жилистым кривоногим татарином Равилем, которого местные звали «Виля-зек». Равиль жил у самого моря, в маленькой лачуге, сбитой из фанерных ящиков из-под индийского чая. Лачуга стояла под большой старой грушей, перезрелые груши гулко шлепались на жестяную крышу, лежали там, истекая сладким соком и привлекая несметные стада жирных жужжащих ос. Равиль был слегка горд, что имеет свой дом на берегу моря, и у него, даже есть какой-то документ, подтверждающий собственность. Жил татарин исключительно благодаря соседству с морем, он вылавливал рапанов и крабов, очищал их от содержимого, покрывал лаком и продавал торговцам сувенирами. У Вили-зека всегда были самые большие раковины и крабы, и ему хорошо платили. Граф из спортивного интереса помогал Виле, и тот взял за правило каждый вечер приглашать Графа то на жареного катрана, то на салат из мяса крабов, хорошее грузинское сухое или на веселый косячок.

Виля-зек не был разговорчив и общителен, к тому же, говорил он с каким-то странным акцентом, похоже, он сам его выдумал и сам культивировал. Среди отдыхающих знакомств не заводил, не играл в азартные игры, и в свои тридцать не был женат. Граф не задавал ему никаких вопросов, но со временем узнал, что Виля отсидел шестерик за подделку документов, а после освобождения нарисовал себе новый паспорт, и это была его последняя криминальная работа, что свое жилище Виля выиграл в карты, игра состоялась здесь же, на камнях возле моря пару лет назад, после чего с азартными играми татарин подвязал, и что после контактов на зоне с чем-то радиоактивным женщинам он стал не интересен, и они с ним подвязали.

Графу нравилось, из кипящего, полного суетой людей и насекомых дня, бросаться в прохладный размерянный, даже заторможенный покой Вилиной хибары. Они не стали друзьями, но после того, как однажды Граф сказал: «Я не люблю людей. Любовь - чувство выстраданное. Я не выстрадал эту любовь. Я выстрадал любовь к Свободе», Виле стало легко и спокойно в присутствии Графа, а это было как раз то, что искал в этой жизни лохматый, в подкатанных семейных трусах татарчонок с шестью годами кичи и незаконченным университетским образованием за спиной.

Уже глубокой осенью, когда непроглядная темень сполза с гор и поглотила пространство Вилиного сада; когда блеск маленькой, заброшенной на седьмое небо луны, с трудом отражался в море и уже не пытался разогнать густую, запутавшуюся в ветках груш и слив, тьму; когда стало можно снимать пробу с молодого вина - всех собак в округе всполошил приглушенный, как из могилы, крик молчаливого татарина:

- Шортов шяйтан, а ну посывети!..

- Што я тебе, фонарь што ли.., - отозвался пьяный голос Графа.

В этот вечер Виля, пока не набрался в стельку, таскал Графа в погреб, заставлял подносить руки к бутылям и в свете, исходившем от ладоней, читал надписи на картонках подвязанных к горлышкам:

- Восемнацатое …бря, мускат – нехошу; …сатое …густа – не-е-е; оба-а-а, кабернэ-э – берем’а-а…

Следующей ночью Виля жаждал проверить необычное явление, но луна, как-то хитро извернувшись, светила прямо в вентиляционное окошко погреба, и надписи вполне можно было разобрать и без дополнительного освещения. В следующую ночь, когда луну затянуло тучами, Граф отказался повторять эксперимент, сказав, что все это - пьяный бред, и что есть серьезное дело:

- Мне нужны документы.

- Выправь, - отрезал Виля.

Через два дня Виля днем нашел Графа в центре городка и без дурацкого акцента сказал:

- Завтра едем. Тебе помогут.

* * *

Ранним утром, которое можно было назвать прекрасным, а можно - ветреным, влажным и невыспанным, Виля, в старом, но чистом и наутюженном костюме, бордовой рубашке и бархатном черном галстуке-шнурке, как всегда нечесаный и без энтузиазма побритый, заехал за Графом на таксомоторе. Путь их лежал в центральный город побережья, совковую столицу разврата, «мекку» подпольного игорного бизнеса, раздолье запретного предпринимательства, любимое место отдыха посредственных цеховиков и валютных проституток.

О встрече Виля договорился заранее. В маленьком кафе на первом этаже одной из приморских гостиниц их ждал огромный, с грудной клеткой в два обхвата, и при этом, на удивление, пропорционально сложенный молодой человек: