Улика

— Ланс получил сорок восемь процентов. У меня — девять, у нашего юриста — три. Эбони, Олив, Эш и Басс получили но десять процентов.

— Странный расклад, не правда ли?

— Все было сделано так, чтобы Ланс ничего не мог совершить в одиночку. Чтобы получить большинство, ему нужно было убедить хотя бы одного из нас, что его предложение имеет смысл с точки зрения бизнеса. В основном он сам себе хозяин, но мы всегда можем собраться вместе и, если нужно, отклонить его решение.

— Наверное, он ужасно злился по этому поводу.

— О, его это страшно бесит, но должна сказать, я начинаю понимать, что хотел сделать Вуд. Ланс пока что молод и недостаточно опытен. Подождем несколько лет, а там посмотрим.

— Ситуация может измениться?

— Да, все будет зависеть от того, что станется с моей долей, когда я умру. Вуд предоставил мне самой решать этот вопрос. Мне всего лишь нужно оставить три процента акции Лансу. И у него будет контрольный пакет. Никто не посмеет его тронуть.

— Похоже на мыльную оперу.

— Если нужно, я могу проявить и властность. Кроме еды мне это нравится больше всего на свете.— Она взглянула на часы, приколотые к ее платью, протянула руку и нажала кнопку на стене. Очевидно, это был сигнал горничной, которая находилась где-то в доме.— Время плавать. Не хочешь присоединиться? У нас есть запасные купальники, и я буду рада, если ты составишь мне компанию. Я все еще могу проплыть милю, но это ужасно скучно.

— Может быть, как-нибудь в другой раз. Я вообще-то сухопутное животное, если дело доходит до выбора.— Я встала и пожала ей руку.— Чай был чудесный. Благодарю за то, что пригласили меня.

— Приходи еще, когда захочешь. А я тем временем прослежу, чтобы ты получила от Олив и Эбони всю информацию, какая тебе потребуется

— Это было бы замечательно. Я, пожалуй, пойду.

По дороге к выходу я встретила горничную, возвращавшуюся с портативным креслом на колесиках. За ее спиной открылась входная дверь и появилась Эбони.

Последний раз я видела ее, когда мне было семнадцать лет. Ей тогда, должно быть, было лет двадцать пять и она казалась мне взрослой и умной. Она все еще была в состоянии произвести устрашающее впечатление. Она была высокого роста, худая как щепка, высокие скулы, темно-красная помада. Волосы у нее были черные как смоль, зачесаны гладко назад и схвачены бантиком на уровне шеи. В Европу она уехала работать манекенщицей и до сих пор сохранила такой вид, будто она двигается по подиуму. В течение двух лет она училась в университете, затем бросила, пробовала заниматься фотографией, танцем, дизайном, была внештатным журналистом, пока наконец не решила стать манекенщицей. В течение шести лет она была замужем за человеком, чье имя совсем еще недавно произносили рядом с именем принцессы Монако Каролины. Насколько мне было известно, детей у Эбони не было, и, так как ей было уже сорок, перспектив в плане материнства у нее не наблюдалось.

Она остановилась, заметив меня, и сперва я не была уверена, узнала ли она меня. Она холодно улыбнулась и проследовала дальше вверх по лестнице.

— Здравствуй, Кинзи. Поднимись наверх. Нам нужно поговорить.

Я последовала за ней. На ней был надет черный костюм, широкий в плечах, зауженный в талии, ослепительно белая блузка, черные сапоги до колена с каблуками достаточно острыми, чтобы проткнуть ковер. От нее шел запах крепких духов, густой и резкий, вблизи немного неприятный. На меня пахнуло ее парфюмерией, будто бензином от автомобиля. Я могла сразу сказать, что от этого у меня будет головная боль. Меня уже раздражал ее тон, по меньшей мере повелительный.

На втором этаже пол был устлан бежевым ковром с таким ворсом, что мне показалось, я пробираюсь сквозь сухой песок. Холл был достаточно большим, чтобы разместить в нем канапе и массивный старинный шкаф. Меня удивило, что она живет дома. Возможно, как и Эш, она проживала здесь только временно, пока не найдет себе постоянного жилища.

Она открыла дверь спальни и отступила, пропуская вперед меня. Она была бы хорошим директором школы, подумала я. Ей бы еще хлыст в руки, и она бы всех подавила исходящей от нее властностью. Когда я вошла в комнату, она закрыла дверь и прислонилась к ней, все еще придерживая ручку. Цвет лица у нее был хороший, бледная пудра придавала ему матовый оттенок, благодаря которому, в свою очередь, создавалось ощущение законченности.

ГЛАВА 9

Слева располагался альков, оформленный как маленькая гостиная с журнальным столиком и двумя легкими стульями.

— Садись,— сказала она.

— Почему ты не скажешь мне сразу, что ты хочешь, и дело с концом?

Она пожала плечами и направилась в противоположный угол комнаты. Она наклонилась и взяла сигарету из хрустальной шкатулки, стоящей на журнальном столике. Она присела на один из стульев. Зажгла сигарету, выпустила дым. Каждый жест ее был отчетливым и продуманным, призванным привлечь к ее особе максимальное внимание.

Я подошла к двери и открыла ее.

— Благодарю за путешествие наверх. Это было изумительно,— сказала я и двинулась на выход.

— Кинзи, подожди. Пожалуйста.

Я остановилась, глядя через левое плечо.