Улики против улик

В комнате Веры Прохиной был обнаружен железнодорожный билет, свидетельствующий, что данная гражданка следовала в том же поезде, что и Ларичев, возможно, но не обязательно, в одном с ним купе, в тот же самый день и час.

Словом, протокол всего-навсего подтверждал наличие кое-каких уже известных данных. Ничто в нём не привлекало особого внимания. Об отпечатках пальцев на стакане вообще не упоминалось. Видимо, протокол составляли до того, как был найден стакан.

Буров вернулся к диктофону.

Второй допрос Ларисы Жаркович

— В котором часу вы встали сегодня?

— В шесть утра.

— Вы выходили во дворик?

— Нет. А почему вы меня об этом спрашиваете? Почему, скажите на милость? Какое отношение имеем мы к этому делу, что вы нас всё вызываете, допрашиваете? Почему вы не даёте нам уехать? Мы честные люди и ни во что не вмешиваемся. А с этими стариками дружбы не водим… Уверяю вас… отнюдь не бухгалтеры составляют круг наших знакомств.

— Вы закончили?

— Что?

— Я спрашиваю, вы закончили?

— Да… но я…

— Итак, в котором часу вы встали?

— В шесть.

— Во дворе были?

— Нет.

— А ваш муж?

— Э-это… пожалуйста, извините, что я вчера так разговаривала, я немного нервничала. В конце концов, мы даже из комнаты не выходили. У нас алиби — так ведь это называется?

— Разумеется, у вас алиби. Ваш муж выходил во двор?

— Да.

— А вы стояли у окна и смотрели на него?

— Да, но не вижу, к чему вы клоните…

— Вы его не теряли из виду ни на минуту?

— Что вы хотите этим сказать?

— Вы всё время его видели?

— Нет… не всё время.

— Был момент, когда вы его потеряли из виду?

— Кажется, был.

— Вы его звали?

— Звала… господи… а что?

— А его всё не было… эдак с четверть часа?

— Да, возможно, именно столько.

— Могу сказать, что он в это время делал. Поднялся наверх, потихоньку открыл комнату Ларичева и увидел, что тот спит. Подошёл на цыпочках к кровати, вынул из кармана яд и бросил в стакан…

— Да вы что такое говорите?!

— А стакан оставил на тумбочке, чтобы Ларичев…

— Господь с вами! Мой муж не мог такое совершить. Я… ничего не знаю. Впрочем… я лично даже не выходила из комнаты… Это его дело!

— Вот видите, у вашего мужа нет алиби.

— Я ничего не знаю… Я здесь ни при чём… Что делал муж, я понятия не имею… Во всяком случае, я…

— А у вас, между прочим, тоже с алиби… туговато. Так что нечего вину на других сваливать.

— Мы… мы честные и уважаемые люди.

— Да… я видел… Готовы были отречься от мужа. Честные люди, смотрите-ка! Убеждён, что и муж ваш точно так же поступил бы.

— Значит, вы потешались надо мной, проверяли? Немудрено, все нам завидуют, потому что… живём как люди, квартира, машина… и не лезем в чужие дела…

— Я продолжаю задавать вопросы. Итак, вы стояли у окна?

— Да.

— Вы видели кого-нибудь во дворе, кроме вашего мужа?

— Фросю, уборщицу.

— Вы не заметили — окно не открывалось и не выбрасывал ли кто-нибудь во двор свёрток?

— Нет.

— Можете идти.

— Я признаю, что ошибалась… но…

— Можете идти.

Леру, судя по всему, отнюдь не позабавил вторичный допрос Ларисы Жаркович. А Бурову вообще не понравилась эта игра следователя. Что бы там ни было, а тот не имел права так вести себя. Следователь действовал субъективно, нервничал, шёл на поводу у своих пристрастий, явно хотел поставить допрашиваемую на место, припугнуть её, уличить. Видимо, слишком уж предвзятое мнение сложилось у него об этой чете.

Третий допрос П.С. Рубцова

— К вам есть несколько вопросов, Павел Сергеевич… Нам не всё ясно.

— Я в вашем распоряжении. Так и знал, что вы опять меня вызовете.

— Откуда знали? Почему вы решили, что я стану вас специально вызывать?

— Расследование — дело тонкое, не одного дня.

— Оставьте свою иронию. Мой тон и всё моё поведение по отношению к вам не дают вам права так говорить.

— Да… конечно… я ценю ваши усилия…

— У вас нет оснований до бесконечности подозревать окружающих и видеть в них только людей, желающих вам зла. Вам ведь тоже не нравится быть на подозрении.

— Я попробую… Я бы сам хотел думать по-другому…

— Итак, дайте точный ответ: вчера вечером вы разводили огонь в камине?

— Нет.

— И ничего не жгли?

— Нет… ничего… Даже не подходил к камину…

— Вам известно что-нибудь о деле номер 101?

— Нет, ничего.

— В котором часу вы сегодня встали?

— Я уже говорил… незадолго до прихода сестры-хозяйки с известием о смерти Ларичева.

— А до этого вы не покидали комнаты?

— Нет.

— И во двор не выходили?

— Я ж говорю, что не покидал комнаты.

— Вы подходили к окну, к балкону? Может быть, вы видели, как кто-то выбрасывал во двор какой-нибудь свёрток?

— Нет… То есть вы пришли к выводу, что речь идёт об убийстве.

— Человек, который был одним из ваших друзей…

— Моим единственным настоящим другом.

— …единственным вашим другом, умер из-за того, что принял препарат, который категорически не должен быть принимать. Это могло быть ошибкой, трагической случайностью, но точно так же могло статься, что препарат был подложен ему кем-то, кто был в этом заинтересован.

— А почему обязательно нужно такое предполагать?