Улики против улик

— Вы верите в его невиновность?

— Да.

— Как же вам не удалось повлиять на него?

— Мне не удавалось его переубедить. Он вернулся из тюрьмы с укоренившимся чувством, что никто ему не верит. Считал, что любой, кто был доброжелателен по отношению к нему, делал это не потому, что верил в его невиновность, а из жалости.

— До его отъезда в пансионат вы с ним виделись?

— Да, я была у него. Принесла ему рубашки из стирки и собрала чемодан.

— Он был взволнован, обеспокоен? Не показалось ли вам что-нибудь странным в его поведении?

— Да нет, ничего особенного. У отца после тюрьмы вообще был загнанный вид.

— Он не упоминал о какой-нибудь проверке в главке?

— Нет. О служебных делах он вообще никогда со мной не говорил.

— Что вам известно о его отношениях с Ларичевым?

— Это был его единственный друг. Надеюсь, вы не думаете, что мой отец…

— Вскрыта недостача в триста тысяч рублей… Ларичев приехал поговорить с ним об этом.

— Господи… неужели же вы думаете, что…

— Боюсь, что ваш отец сам дал повод сделать такое заключение.

— Это невозможно! Просто невозможно! Если он и дал такой повод, как вы говорите, значит, знал, что его будут подозревать.

— Откуда он мог это знать?

— Вы же сказали, что обнаружена недостача…

— Мне очень жаль, девушка… Но все улики против вашего отчима. Ничего определённого пока нельзя сказать, но…

— Понимаю…

— Что вы знаете о супругах Ларичевых?

— Не слишком много… Только то, что рассказывал отец. Видела их всего несколько раз. Отец их очень уважал.

— Как они жили?

— Точно затрудняюсь сказать… Знаю, что она долго болела… оперировалась… подозрение на рак… Вот и всё.

— А что вы знаете об их сыне?

— Видела пару раз. Отец плохо о нём отзывался. Типичный шалопай. Родителям не помогает. Живёт разгульно, путается с кавказцами. Отец как-то сказал с возмущением, что за целых три месяца, пока Ксения Николаевна находилась в больнице, их сын ни разу не пришёл её навестить.

— Спасибо.

— Вы не знаете… Отец… случайно… никакого письма не оставил?

— Нет… ничего не оставил.

Второй допрос Веры Прохиной

— Мы вас разыскивали и не могли найти. Вы отлучались куда-нибудь?

— Да… ходила в посёлок.

— А вам известно, что покидать корпус было запрещено с утра?

— Но меня ведь здесь не было… я вернулась только сегодня, вы же знаете… вот я и подумала, что…

— Скажите точно, куда вы ходили?

— Я никуда конкретно не ходила… так, прогуливалась…

— Вы встречались с кем-нибудь за это время?

— Нет! Ни с кем! Абсолютно ни с кем. Да у меня и знакомых-то нет в посёлке.

— Вы же говорили, что встретили группу приятелей.

— Это вчера… но они уже уехали… да и притом моими приятелями особо не были… Я ведь вам объясняла.

— Вы мне ничего не объясняли. Всё, что вы сказали, — неправда.

— Я? Не понимаю…

— Где вы были вчера вечером?

— Я же сказала… На турбазе.

— Вас на турбазе не было. Мы проверяли — ваше имя не значится в списках тех, кто там ночевал.

— То есть как меня не было? Может… Наверно, меня не зарегистрировали, потому что я была не с группой?

— Вас там не было. Вам следует подумать и сказать нам всю правду.

— Я… сказала правду… Не вижу, почему меня нужно допрашивать, как будто я…

— Только без слёз, прошу вас.

— Я была на турбазе, но назвала другую фамилию, потому что была с мужчиной.

— Его фамилия?

— Я не могу назвать… Это моё личное дело и никак не связано с этим… событием.

— Вас тоже личные дела заставили солгать, будто вы Ларичева увидели только на платформе, сходя с поезда?

— Я не лгала.

— А это разве не ваш билет? Место указано как раз в одном вагоне с Ларичевым.

— Не знаю… возможно… я нашла другое купе, где было посвободнее… Я ничего не знаю. Зачем вы хотите приплести сюда и меня?

— «Приплетать» вас никто не намерен. Вы сами запутались в собственной лжи.

— Я не лгу… я была с мужчиной… Он женат и… прошу вас.

— На этой вилле умерли два человека… Предполагается, что это убийство, а вы прикрываетесь «личными делами». Не надо плакать… Платок у вас есть? Вот, пожалуйста, мой… Пойдите, посидите тут поблизости, успокойтесь и подумайте, о каких своих «личных делах» вы могли бы мне рассказать.

Донесение старшины Величко

«Товарищ командир,

докладываю, что в результате проверки заявления гражданки В. Прохиной о том, что она находилась в посёлке 2 июня с. г., мной установлено следующее: в посёлке она действительно была, но прогуливалась не одна, как говорит, а в сопровождении мужчины, с которым около 20.00 проследовала в кафе при гостинице «Ёлки». Они предъявили паспорта, но фамилии были записаны потом по памяти. Прохина провела ночь в этой гостинице, а не на турбазе. Мужчина, с которым её видели в ресторане, в гостинице и на улице, ниже среднего роста, худощавый, лицо смугловатое.

Старшина Л. Величко»