Улики против улик

На нужную платформу Буров прибыл в полдвенадцатого. Зашёл в вокзальный буфет, пожевал бутерброды с загадочной колбасой, запил кефиром и двинулся вверх по дороге, ведущей к посёлку. Чуть левее, по словам Леры, дорога разветвлялась. И к дому отдыха «Опушка» уже вела лесная тропа. Он нашёл его без труда. Обсаженный липами двухэтажный особняк в гуще леса. Калитка на воротах не заперта. Во дворе бегали куры — смешно для современного пансионата, но это, видимо, хозяйство Левшиной. Сама уборщица тоже оказалась во дворе.

— День добрый, гражданочка.

— И тебе пусть будет добрый, мил человек, — ответила пожилая женщина, меряя его взглядом с головы до ног.

— Можно войти?

— Входи, милок, не бойся, злых собак не держим.

Буров шагнул во двор, поприветствовал хозяйку уже вблизи и сразу же приступил к делу.

— Если у вас найдётся свободная минута, я бы хотел кое о чём с вами поговорить.

— Изложи сперва, что за дело твоё такое, тогда, может, и время найдётся, — ответила женщина.

— Тогда, может, вы меня и в дом пригласите, — улыбнулся Буров.

— Прошу, сделай милость.

В холле капитан предъявил удостоверение и признался, что приехал уточнить некоторые подробности о происшествии, случившемся здесь пять лет назад.

— Вы помните это?

— Грех не помнить! Суматоха ведь какая была, с ног все сбились: сразу двое померли, шуточное ли дело! А после ещё пожар по соседству…

Буров отметил про себя, что в происшествии, которое ей некогда казалось ужасным, пожилая женщина теперь усматривала предмет гордости. «Сразу двое померли!»

— Вы помните, как всё произошло?

— Помню ли? Давешнее и то хуже помню, вот так-то. Чистое столпотворение. Милиция, люди, слёзы, страхи! Куда там! А после кто ни придёт — сызнова выкладывай им всё как было, потому как люди-то, э-хе-хе, про хорошее, поди, не спросят, а ежели с битьем или того пуще с убийством — всё знать желают в подробностях, что ты будешь делать! А всё потому, что нравится нервы пощекотать. Самих страх берёт, а нравится. Притом всяк со своим мнением лезет. То этот виноват, то не виноват! То двойное убийство, то…

— То есть как двойное? — вмешался Буров.

— А вот так, — продолжала женщина. — Нашлись и такие, кто уверовал, будто не только Ларичева, но и Рубцова того тоже убили. Дескать, убийца так подстроил, чтобы подозрение на Павла Сергеича пало. А после и его самого к ногтю, чтобы подумали, будто виноватый он был, оттого и порешил сам себя.

— Кто так говорил? — с натянутой улыбкой спросил Буров.

— Да эти, отдыхающие. Как ни приедут, только об этом у них разговор. В дождик-то податься некуда, а в шашки-шахматы играть наскучит, вот и чешут языки.

— А вы-то сами хорошо помните, как дело было?

— А то как же.

— Я читал ваше заявление насчёт стакана и очень оценил ваше чистосердечие. Поэтому и приехал сюда… — Буров поднажал еще, — поговорить с вами, хотя, может, и без пользы.

Он попал в точку — разговорчивая уборщица охотно принялась рассказывать всё по порядку. Говорила она о вещах известных, но Буров её не перебивал. И услышал такое, о чём до этого понятия не имел и не слышал. Пожилая женщина взялась вдруг расписывать, как Рубцов «выпрыгнул из окна с ножом в руке, чтобы, значит, поймать настоящего убийцу, а тот выстрелил дважды из револьвера».

Тут Буров в недоумении её остановил:

— Когда же это случилось?

— А в тот самый вечер, когда ливень разразился.

— Какой ещё ливень? — вытаращил глаза капитан.

— Ну как же, народ собрался в холле, а на дворе ливень, молния, гром, и каждый излагал по-своему, как всё это произошло.

— Так вы мне просто-напросто всё это пересказали?

— Ну да. И был ещё один такой… вроде сыщика — Холмис его все величали — так он тоже своим мнением делился.

— Ладно, ладно, — рассмеялся Буров. — Я вас ещё кое о чём хотел спросить… Да, о каком-то пожаре вы говорили?

— Прежде испробуй моего чаю, с травами заварен — польза здоровью, только не отказывайся, уважь старуху. Вы в городе всё кофий пьёте, знаю.

— Что ж, чашечку чаю выпью с удовольствием.

Буров прошёл с ней в подсобку, и, пока женщина хлопотала у плиты, он перечислил вслух основные подробности дела, чтоб отвлечь её от всяких легенд и выдумок. Когда они уселись за низкий столик в холле, он спросил:

— Из тех людей, что жили тогда в главном корпусе, кто-нибудь потом приезжал сюда?

— Ни один! Как же можно приехать! Такое не забывается. Одно дело — слышать про покойников, а другое — увидеть их своими собственными глазами.

— И даже мимоходом никто не заглядывал?

— Наезжал господин Жаркович на машине раза два-три с супругой своей. Она ещё меня расспрашивала, что, мол, слышно и не беспокоит ли нас милиция. А ещё несколько раз Лера Рубцова наведывалась, дочка покойного, порядочная девушка, доложу я вам, но уж больно сокрушалась. И всё приговаривала: не виноват мой отец и всё, что ты будешь делать! И то ведь верно, — разве отца родного-то обвинишь?! Всяк, кто знал Павла Сергеича, присягнул бы, что не из этих он был, злодеев. Душа-человек был! Да вот взял Бог и лишил его рассудка.

— А что хотела выяснить госпожа Жаркович?