Улики против улик

— Неужели непременно силой человеку надо вводить какой-то препарат? Разве не мог он сам это сделать, вполне сознательно, или произойти просто несчастный случай, какая-то ошибка?

Буров взглянул на девушку озадаченно. И в самом деле, почему следует заранее предполагать, что смерть Ларичева была насильственной. Вот только синяки на руке…

— Я… поторопился, извините… — признал он. — Покамест оставим только вопрос: сам он принял опасный препарат, чтобы покончить с собой, или же речь идёт о трагической оплошности? Но остаются следы на левом предплечье. Ещё один вопрос. Интересно было бы выяснить, соответствуют ли эти следы руке кому-нибудь из подозреваемых.

— Ну как же мы смеем сейчас кого-то подозревать? Ведь ещё ничего не установлено.

— Но эти следы кому-то всё же принадлежат?

— Разумеется, но почему именно этого «кого-то» нужно обвинять в убийстве?

— Согласен. Знаете, Лера, уже поздно. Для первого дня мы нарыли больше чем достаточно. У меня ведь ещё и другие дела висят. Предлагаю прерваться и начать завтра на свежую голову. Идёт?

— Как угодно. Вы старший.

— Тогда приказываю: по домам, — с улыбкой закончил Буров, сожалея, что не может вот так сразу пригласить малознакомую, но симпатичную девушку куда-нибудь выпить чего-нибудь, потому что уже договорился о встрече с Варей. А с Варей пора было бы закругляться, так как их отношения не прогрессируют, она ждёт предложения, а Буров телится — куда спешить, если сердце ничего не подсказывает, и вообще, зависимость надоела, ещё не женат, а уже что-то должен. А как хорошо бы было закрутить сейчас роман с Лерой, такой трепетной и беззащитной…

* * *

Они вышли на улицу. В конце ноября быстро темнеет и к вечеру воздух становится по-зимнему промозглым. Но, несмотря на сумерки и холод, улицы были полны народу. Как всегда, москвичи куда-то спешили: кто на метро, кто в магазин, кто в театр… а кто с Ваганьковского кладбища домой. Пресня была для Бурова новым районом, и он пока ещё не чувствовал его «душу». Он считал, что у каждого района в Москве есть своя душа, и Пресня ему нравилась. Огорчало лишь соседство ультрасовременного Международного торгового центра и модных ресторанов вперемежку с затрапезными кирпичными домами и допотопной трамвайной линией. Напротив районного следственного отдела раньше времени пылал неон Дома паркетов. «Куда столько паркета для Москвы? — каждый раз думал он, глядя на огромное палаццо магазина. — Деньги, что ли, отмывают?»

Искоса взглянув на спутницу, Буров дал себе слово сейчас не вспоминать о деле «Опушка». Лера говорила, что живёт где-то недалеко от Никитских Ворот. Он взялся проводить её, но по дороге они обменялись всего двумя-тремя фразами. Уверенность в себе и игривость, необходимые мужчине для успешного ухаживания, всё никак не приходили.

У дома Леры Буров предложил:

— Завтра я заберу машину из ремонта… Вы не против, если утром я заскочу за вами по пути на работу, часов эдак в восемь?

— Ну что ж… заскакивайте.

Буров хотел сказать ещё что-то, но Лера уже спешила по направлению к дому, стуча каблуками по дорожке из модной импортной плитки. Его вдруг охватило такое чувство, будто он в чём-то провинился перед этой прямой, легко ранимой, закрытой, но в то же время такой разумной и целеустремлённой девушкой. «Странное существо», — произнёс он про себя и неожиданно подумал, что был бы рад доказать невиновность Рубцова и увидеть счастливую улыбку на суровом лице «стажёрки». Но это казалось ему маловероятным. Сколько было случаев, когда преступник, припёртый к стенке неопровержимыми доказательствами, не видел иного выхода, кроме самоубийства.

Утром, около восьми, Буров уже ждал Леру в машине перед домом девушки, рассеянно слушая энную серию отечественной танцевальной музыки под красноречивым названием «Двигай попой». Он был в штатском, и если бы не очки, то чувствовал бы себя совсем раскованно. Ровно в восемь Лера вышла из дому, села к нему в машину, и под шуршание колёс по асфальту капитан вспомнил скомканный вчерашний вечер.

— Вы имеете что-нибудь против чашечки кофе, для начала?

— Что ж, давайте, для начала!.. — усмехнулась девушка. — От кофе лучше думается. — Краем глаз она наблюдала за капитаном, тайно любуясь его бравым штатским видом. Буров же нервничал при мысли, что, наверно, выглядит ухажёром или ещё хуже — женихом. К чему было стричься, напяливать этот облегающий костюм. И парфюма надо было поменьше лить, дышать нечем в машине.

Кофе им удалось попить в популярной среди московской богемы «Кофемании» на Кудринской площади.

— Ну и как, есть новые мысли о нашем деле? — начала первой Лера.