Улисс

ЦВЕЙТ: (Переминаясь с ноги на ногу.) Нет, нет. Ни капельки. (Очарованный, обуреваемый волнением, он учащённо дышит, заглатывая воздух, вопросы, надежды, свиные ножки ей на ужин, всё, что хотел бы ей сказать, извинения, вожделение. У неё во лбу поблескивает монета. На пальцах ног перстни с бриллиантами. Щиколотки связаны тонкой стреножащей цепью. Рядом дожидается верблюд, покрытый башенкой тюрбана. Шелковая лесенка с несметным числом перекладинок ведёт к колышливой кабинке между его горбов. Он пристраивается к ней своим блудливым задом. Она сердито шлёпает его по ляжке, всполошив златокованные браслеты на своих запястьях, осыпает его мавританской бранью.)

МАРИОН: Небракада! Женонюшник!

(Протянув переднюю ногу, верблюд срывает с дерева большой плод манго и, помаргивая, протягивает в своём раздвоенном копыте хозяйке, затем грустнеет и, всхрюкнув, валится на передние колени. Цвейт прогибает свою спину для чехарды.)

ЦВЕЙТ: Позвольте вас заверить… то есть, как ваш управляющий делами… мадам Марион… если вам так…

МАРИОН: Так ты подметил кой-какие перемены? (Она медленно поглаживает ладонями свой разукрашенный нагрудник. В глазах затеплилась ленивая дружеская насмешка.) О Полди, Полди, домосед несчастный, застрял, как палка в грязи. Пошёл бы жизнь повидал, мир широкий.

ЦВЕЙТ: Я как раз шёл забрать тот апельсиноцветочный лосьён на белом воске. По четвергам аптеку рано закрывают. Но с утра первым делом туда. (Он хлопает там-сям по карманам.) Да ещё эта плавающая почка. Ах! (Он указывает на юг, затем на восток. Кусок нового чистого лимонного мыла восходит, испуская сияние и аромат.)

МЫЛО:

Не сыщешь лучшей пары, чем Цвейт да я;
Свет несёт он земле; драить небо – забота моя.

(Веснушчатое лицо Свени, аптекаря, появляется в диске мылосолнца.)

СВЕНИ: Три и один пенс, пожалуйста.

ЦВЕЙТ: Да. Для моей супруги, мадам Марион. Особый рецепт.

МАРИОН: (Негромко.) Полди!

ЦВЕЙТ: Да, мэм?

МАРИОН: Ti trema un poco il cuore? (С презрением, она горделиво отходит, пухленькая, как напыжившийся голубь-дутыш, напевая дуэт из ДОНА ДЖИОВАННИ.)

ЦВЕЙТ: Ты уверена насчёт этого voglio? То есть, по-моему произноше… (Он идёт следом, за ним, принюхиваясь, терьер. Старая шлюха хватает его за рукав, взблескивая щетинками из родинки на её подбородке.)

ШЛЮХА: Десять шиллингов за целку. Свежая штучка, ни разу не троганная. В доме никого, только её старик-отец в стельку пьяный. (Она указывает. В проёме её логова стоит уклончивая, дождевсклоченная Невсти Келли.)

НЕВСТИ: Хоч-Стрит. Надумал чего стоящего? (Пискнув, она запахивается своей летучемышьей шалью и бежит. Ражий детина гонится обашмаченными прыжками. Он спотыкается на ступенях, удерживается, ныряет в сумрак. Слышны слабые взвизги смеха, стихают.)

ШЛЮХА: (Волчеглазо блестя взглядом.) Он получает своё удовольствие. В домах с фонарём девственницы не сыщешь. Десять шиллингов. Не торчи всю ночь, пока нас не усекла полиция в гражданке. Шестьдесят седьмой – сука.