Улисс

(Рёв и улюлюканье. Цвейт в драном сюртуке выпачканном извёсткой, на голове сбитая на бок шёлковая шляпа, полоска лейкопластыря поперёк носа, не разобрать кто что и о чём.)

ДЖ. ДЖ. О'МОЛЛОЙ: (В сером парике заседателя и мантии, говорит наболевше-негодующим голосом.) Здесь не место для непристойного словоблудия насчёт сбившегося с пути смертного под влиянием винных паров. Мы не на медвежьих боях и не на оксфордском регби, и вам тут вам не карикатура на правосудие. Мой подзащитный – младенец, бедный иностранный иммигрант, который пустился в путь зайцем и теперь пытается зашибить честный грош. Раздуваемый злопыхателями проступок явился следствием мгновенного, вызванного галлюцинацией, отклонения наследственности; вольности, подобные вменяемого ему в вину проишествия, вполне в порядке вещей на родине моего клиента, в земле Фараона. Prima facia, я заявляю вам, что в данном казусе и близко не было попытки плотского познания. Интим не состоялся и правонарушение, обжалованное Дрискол как посягательство на попрание её чести, не повторялось. Я делаю особый упор на атавизм. В семье моего клиента отмечались случаи кораблекрушений и сомнамбулизма. Если бы обвиняемый умел говорить, то поведал бы одну из удивительнейших историй, когда-либо излагавшихся меж книжных обложек. Сам он, ваша честь, физический калека от слабогрудия. Суть аппеляции в том, что, происходя от монголоидной экстракции, он не отвечает за свои действия. Фактически, не все дома.

ЦВЕЙТ: (С куриной грудью, в рубахе и штанах аскера, босиком – пальцы ног просительно подвернуты; раскрывает узкие щёлки своих глаз и в беспамятстве озирается, медленно проводя ладонью вдоль лба. Потом вздёргивает свой пояс на матросский манер и поклоном восточной покорности приветствует суд, указывая большим пальцем в небо.) Он сделиит осинь сильна холёси ночь.

(Ни с того ни с сего начинает петь.)

Мали бедни мали мальсик
Свиню ноську
Казди вецил плиносиля
Плятиля два силинг…

(Его зашикивают.)

ДЖ. ДЖ. О'МОЛЛОЙ: (Разгневанно к публике.) Вот как? Все на одного. Клянусь Аидом, я не позволю своре шавок и хохочущих гиен затыкать рот кому-либо из моих клиентов и подвергать их травле. Закон Моисея превыше закона джунглей. Я заявляю и весьма членораздельно, поскольку у меня и мысли нет посягнуть на цели правосудия: обвиняемый ни к чему не причастен, а истица не подверглась принуждению. По отношению к юной особе, он вёл себя как если б она была ему дочь родная. (Цвейт ловит руку Дж. Дж. О'Моллоя и подносит её к своим губам.) Я выдвигаю неопровержимо встречное доказательство обличающее тайную руку, которая опять принялась за свои прежние игры. Коль даже на Цвейта возвели напраслину. Мой клиент – человек прирождённой застенчивости, он более чем неспособен на не-джентельменский поступок, типа подмочить скромность, или бросить камень в девушку и без того уже сбитую с пути, когда какой-то подлец, используя её зависимое положением навязал свою волю бедняжке. Он жаждет исправиться. Несомненно, это человек самой непревзойдённой белизны из всех, кого я знаю. В данный момент, он пребывает в стеснённых обстоятельствах, производя выплаты за свою обширную собственность в Ажендат Нетайме, в далекой Малой Азии. Сейчас будут представлены слайды. (Цвейту.) Полагаю, у вас набежит неплохой оборот.

ЦВЕЙТ: Пенни с фунта.

(Мираж озера Килмерет со смазанным стадом, пасущимся в серебристой дымке, направлен на стену. Мозес Длугач, хорькоглазый альбинос в синих джинсах, встаёт посреди зала, держа в каждой руке по оранжевому апельсину в комплекте со свиной почкой.)

ДЛУГАЧ: (Хрипло.) Бляйбтройштрассе, Берлин, В-13.