Улисс

(Дж. Дж. О'Моллой вступает на невысокий пьедестал и торжественно берётся за лацканы своего пиджака. Его лицо удлиняется, превращаясь в бледное бородатое лицо Джона Ф. Тейлора, с ввалившимися глазами, чахоточными пятнами и лихорадочно сухими скулами. Он прикладывает свой платок ко рту и осматривает неудержимый выплеск розоватой крови.)

ДЖ. ДЖ. О'МОЛЛОЙ: (Почти без голоса.) Простите, я страдаю жестокой простудой, только что поднялся с одра болезни. Позвольте пару отборных слов. (Он приобретает птичью голову, лисьи усы и слоновье красноречие Сеймура Буше.) И коль откроем ангельскую книгу, хотя бы на чуть-чуть, что возвестила задумчивым челом душеизменчивость и душепеременность то, говорю я, заслуживает жить священная привилегия подсудимого на сомнение. (Бумага с чем-то на ней написанным передается суду.)

ЦВЕЙТ: (В придворном костюме.) Представлены наилучшие отзывы. Г.г. Келлен, Колман. М-р Виздом Хелис. Мой бывший шеф Джо Кафф. М-р В. Б. Дилон, экс-лорд-мэр Дублина. Я вращался в чарующем кругу высокороднейших Королев Дублинского Общества. (Беззаботно.) Не далее как сегодня я болтал в вице-королевской резиденции с моими добрыми приятелями, сэром Робертом и леди Болл, и с королевским астрономом, на приёме. Послушайте, сэр Боб, говорю я ему…

М-С ЙЕЛВЕРТОН БАРРИ: (В опаловом бальном платье с низким корсажем и в перчатках до локотей цвета слоновой кости; в волосах гребешок с бриллиантами и султанчик плюмажа.) Арестуйте его, констебль. Он прислал мне анонимное письмо с наклоном почерка влево, когда мой муж был в Северном Райдинге Типперери с инспекционным объездом Мунстера, с подписью Лавберч. В письме он сообщал, что, по милости богов, сподобился обозревать мои бесподобные глобусы, когда я сидела в ложе КОРОЛЕВСКОГО ТЕАТРА на представлении La Cigala, по королевскому соизволению. Я, как он выразился, глубоко его воспламенила. Далее следовали неблаговидные предложения, склонявшие меня к неподобающему поведению в ближайший вторник в половине пятого, по местному времени. Он также предлагал переслать мне по почте художественное произведение мсье Поля де Кока под названием ДЕВИЦА С ТРЕМЯ КОРСЕТАМИ.

М-С БЕЛИНГХЕМ: (В шапочке и котиковой пелерине, закутанная до самого носа, соступает из своего экипажа и всматривается через лорнет в черепаховой оправе, который вынула из своей огромной оппосумовой сумки.) И мне всё то же самое. Да, по-моему, именно этот мерзавец. Из-за того, что придержал дверцу моего экипажа возле дома сэра Торлея Стокера в гололедицу, в период резкого похолодания в феврале девяносто третьего, когда обледенела даже решетка сливной трубы и запирающий шарик моей банной цистерны. Вскоре после, был прислан конверт с цветком эдельвейса, сорванным, по его заверениям, в мою честь на горной вершине. Консультация с экспертом ботаники поставила меня в известность, что это цветки домашнего картофеля, похищенные из теплицы опытной фермы.

М-С ЙЕЛВЕРТОН БАРРИ: Позор ему!

(Толпа потаскушек и подонков высыпает вперёд.)

ПОТАСКУШКИ И ПОДОНКИ: (Визжат.) Держи вора! Ура Синей бороде! Троекратно Изику Моше!

ВТОРОЙ СТРАЖ: (Достает наручники.) А вот и браслетики.

М-С БЕЛИНГХЕМ: Он прислал на мой адрес несколько записок с комплиментами, называя меня Венерой в мехах, и выражал глубокое сочувствие моему кучеру Балмеру, который ждал меня в такой мороз, имея, впрочем, отличные наушники и шубу, а главное – счастье быть приближённым к моей особе, стоять позади моего стула, носить мою ливрею с гербовыми знаками: Белингхемовский щит удерживаемый соболем, в центре поля голова лося в профиль. Он весьма экстравагантно превозносил мои нижние конечности, полноту моих икр в шёлковых до предела растянутых чулках, и пылко восхвалял мои прочие сокровища сокрытые в бесценных кружевах что, по его словам, не помеха его воображению. Он умолял меня о снисхождении и заверял, что цель всей его жизни побудить меня к осквернению брачного ложа и совершить прелюбодеяние при первой же удобной возможности.