Улисс

ВИРЕЖ: Экспонат номер два, преподносит себя иначе – вишнёво нарумянена и пудренно набелена, а волосы многим обязаны элексиру от нашего племени из дерева гофр, она представлена в прогулочном костюме с плотной шнуровкой нисходящей к седалищу, следует отметить. Позвоночник спереди, так сказать. Поправь, если я ошибаюсь, но мне всегда казалось, что подобные наряды фривольных хомо-самочек с призывом во взоре вызывают в тебе живой отклик своей эксгибиционистичностью. Одним словом: Гиппогриф. Я прав?

ЦВЕЙТ: Она довольно худенкая.

ВИРЕЖ: (Не без приятственности.) Вот именно! Отменно подмечено. А эти накладные карманы на юбке, с эффектом легкой оттопыренности – намекнуть на пышную линию бедер. Новый вид упаковки товара на вселенской распродаже, чтоб облапошить простачка. Куртизанские прикрасы для отвода глаз. Отметь применение мелких деталей. Никогда не одевай того завтра, что можешь одеть сегодня. Параллакс! (С нервным вздёргом головы.) Слышишь эти щёлчки в моём мозгу? Поликлинакс!

ЦВЕЙТ: (Уперев локоть в ладонь, а указательный палец под щеку.) У неё такой грустный вид.

ВИРЕЖ: (Цинично осклабив свои жёлтые выдрячьи зубы, оттягивает левый глаз книзу и хрипло лает.) Заманка! Избегай шалав в напускной печали. Лилия долины. У всякого найдётся холостяцкая кнопка, что обнаружил Руальдус Коломбос. Ах, завалите её. Вколомбосьте ей. Хамелеонка. (По-свойски.) Ну, ладно, позволь-ка обратить твоё внимание на экспонат номер три. Значительная часть её обозрима невооруженным глазом. Взгляни-ка на массу окисленной растительности на её черепе. Фу-ты, ну-ты, взбила! Гадкий утёнок – длиннокостый, с острым килем.

ЦВЕЙТ: (С сожалением.) Стоит тебе вскинуть свой дробовик.

ВИРЕЖ: У нас для вас любого вида: мягкий, средний и крепкий. Платите денежки, берите по вкусу. А уж какое удовольствие ты получил бы, ну, скажем, с…

ЦВЕЙТ: С…?

ВИРЕЖ: (Выгнув язык кверху.) Лиум! Полюбуйся. Вон у той широкий каркас. Покрыта предостаточным слоем жира. Явно млекопитающая, судя по увесистой груди; приметь эту пару отчётливо выдающихся выпуклостей солидного объёма, что так и норовят хряпнуться в суповую тарелку, вдобавок, сзади имеются две дополнительные выпуклости, наводящие на мысль о мощном прямом проходе и стиснутости при пальпации, они у неё загляденье, ну, разве что – малость бы покомпактнее. Столь мясоносные части результат заботливого питания. При откорме в загородке их печени достигают слоновьих размеров. Краюхи свежего хлеба с тмином и бенженином, смываемые вовнутрь порциями зелёного чая, оснащают их, на время их краткого существования, натуральными подушками-игольницами колоссальнейшей ворвани. Сообразно твоей доктрине, а? Горшки мясной похлебки Египта, с пылу – с жару, чтоб увиваться за ними. Барахтаться в них. Мшаник. (Горло его дёргается.) Шлепплюх! Вот, опять щёлкнуло.

ЦВЕЙТ: Ячмень на глазу мне не нравится.

ВИРЕЖ: (Вздергивает брови дугой.) Обручальное кольцо излечит, как полагают. Argumentum ad feminam, говаривали мы в старом Риме и древней Греции, в консульство Диплодока и Ихтиозавра. От всего прочего – фирменное лекарство Евы. Продаже не подлежит. Только напрокат. Гугенот. (Он дёргается в тике.) Курьёзный звук. (Взбодряюще прикашливает.) Но, может, это просто бородавка. Ты помнишь, чему я пытался научить тебя из той главы? Блюдо из злаков с мёдом и мускусом.

ЦВЕЙТ: (Припоминая.) Блюдо из злаков с мшаником и полинаксом. Просто истязание какое-то. День выдался до того утомительным, прямо каталог проишествий. Погоди. Как там, ты говорил, кровь бородавки разводит бородавки…

ВИРЕЖ: (Взъерепенясь и топорща отверделый нос, моргает скошеным глазом.) Прекрати крутить пальцами и хорошенько обдумайся. Видишь, ты все перезабыл. Поупражняй-ка свою мнемотехнику. La causa e santa. Тара. Тара. (В сторону.) Он непременно вспомнит.

ЦВЕЙТ: Ещё розмарином ты, помню, говорил, или усилием воли над паразитическими тканями. Только у меня уже всё вылетело. Прикосновение мертвой руки помогает. Мнемо?