Улисс

ЧАРЛЬЗ АЛЬБЕРТ МАРШ: Должно быть девственница. Дыхание хорошее, чистое.

БЕЛЛО: (Пристукивает своим аукционным молоточком.) Два фунта. Фигура с крутым задом и по доступной цене. Рост четырнадцать пядей. Потрогайте кончики и убедитесь. Ухватисто. Эта гнедая шкура, эти мягкие мускулы, эта нежная плоть. И зачем только я не прихватил сюда мой золотой дырокол! А доится совсем легко. Три галлона в день. К тому же готовый стадопреумножатель – телится через час. Молочный рекорд его родителя составил тысячу галлонов цельного молока за сорок недель. Оа, мое сокровище! На задние лапы! Оа! (Он ставит клеймо – свой инициал "К" на крупе Цвейта.) Так-то! Заверено – Коен! Кто даст сверх пары круглых, джентельмены?

ТЁМНОЛИЦЫЙ МУЖЧИНА: (С деланым акцентом.) Сто пунтов стерлинк.

ГОЛОСА: (Подавленно.) Для халифа Гарун-аль-Рашида.

БЕЛЛО: (Весело.) Верно. Пусть всех проберёт. Узкая, вызывающе короткая юбка, подхлестываясь до колен для показа промелькно-белых панталончиков, является мощным оружием, и—в сочетании с прозрачными чулками на изумрудистых подвязках, с длинным прямым швом, тянущимся выше колен—взывает к лучшим инстинктам мужчины-плейбоя. Обучись плавной дробной походке на четырёхдюймовых каблуках Людовика ХV, наклоняйся на греческий манер, маня ягодицами, ляжки вспушены, колени скромно целуются. Сконцентрируй всю силу прельщения и направь на них. Раздрочи их на Гомморальные пороки.

ЦВЕЙТ: (Утыкается зардевшимся лицом себе подмышку и лыбится, сунув в рот указательный палец.) О, я знаю, на что это вы намекаете.

БЕЛЛО: А на что ты ещё годен, импотент эдакий? (Он наклоняется и, всматриваясь, грубо тычет веером под курдючные складки зада Цвейта.) Встань! Встань! Кот бесхвостый! Что тут у нас? Куда делся твой резной чайник или тебе его отчикнули, кокиека? Пой, пташка, пой. Он такой же вялый как у шестилетнего мальчика, что делает пи-пи за телегой. Купи ведро, или продай свой насос. (Громко.) Ты годен исполнять мужское дело?

ЦВЕЙТ: Эклес-Стрит.

БЕЛЛО: (Саркастически.) Я ни за что на свете не хотел бы задеть твои чувства, но там хозяйничает мужчина с мышцей. Всё переменилось, мой голубчик. Он, таки, смахивает на взрослого дядю с улицы. Тебе-то, неумеке, не досталась такая палица, вся в шишках, бородавках и нашлёпках. А уж он вдвинул свой болт, я те дам. Нога к ноге, колено к колену, брюхо к брюху, титьки к груди. Вот кто никак не евнух. Поросль рыжей волосни торчит у него сзади, как куст папоротника. Подожди девять месяцев, малый! Святая закваска: она уже брыкается и пёрхает в её утробе! Тебя это бесит, а? Задевает за живое? (Он презрительно сплевывает.) Плевательница!

ЦВЕЙТ: Со мною мерзко обошлись, я сообщу в полицию. Сто фунтов. Неудобосказуемо. Я…

БЕЛЛО: Вот бы ты бы, да кишка тонка. Нам ливень подавай, а не твою изморось.

ЦВЕЙТ: Свести меня с ума! Молл! Я забыл! Прости, Молл!.. Мы… Ещё…

БЕЛЛО: (Безжалостно.) Нет, Леопольд Цвейт, всё переменилось по воле женщины, покуда ты спал в Сонной Ложбине свою ночь длиною в двадцать лет. Возвращайся и сам взгляни.

(Старая Сонная Ложбина зовёт через поляну.)

СОННАЯ ЛОЖБИНА: Рип ван Винкл! Рип ван Винкл!

ЦВЕЙТ: (В подраных мокасинах с заржавленным дробовиком, на цыпочках, топорща пальцы, заглядывает коршуно-костлявым бородатым лицом через ромбовидный оконный переплёт, вскрикивает.) Я вижу её! Это она! Первый вечер у Мэт Дилон! Но платье, почему-то зелёное и волосы покрашены в золотисный цвет и он… (Он озадаченно нахмуривается.) Хм. Сфинкс. Зверь с двумя спинами в ночное время. Замужем.

БЕЛЛО: (Издевательски смеётся.) Эх ты, филин, это дочь твоя с малингарским студентом.

(Милли Цвейт, льноволосая, зелёноодеянная, легкосандальная, её голубой шарф под морским ветром вьётся кругом, высвободившись из объятий своего кавалера она зовёт, изумлённо округлив свои молодые глаза.)

МИЛЛИ: Ой! Это ж Папуля! Но… О, Паплик, как ты постарел.

БЕЛЛО: Как круто всё переменилось, а? Наш всяковсяченный, наш письменый стол, за которым мы никогда не писали, кресло тетки Хагарти, наши классические репродукции старых мастеров. Другой мужчина и его дружки живут тут припеваючи.