мистер Джойс просит меня поблагодарить вас за оказанную ему честь, вследствие которой он узнал с интересом, что в России в октябре 1917 г. случилась революция. По ближайшем рассмотрении, однако, он выяснил, что Октябрьская Революция случилась в ноябре указанного года. Из сведений, покуда им собранных, ему трудно оценить важность события, и он хотел бы только отметить, что, если судить по подписи вашего секретаря, изменения, видимо, не столь велики».
Фамилия секретарши, приславшей анкету, была – Романова.
Были также личные встречи советских литераторов с опасным классиком. Первым, натурально, спроворил Илья Эренбург (эп. 5). В своих мемуарах он написал о Джойсе две-три страницы – такое же вязкое месиво полуправды, умолчаний, рисовки, как и вся книга – как и вся его жизнь. Джойс входит там в список авторов, которых он лично знал и «к книгам которых относился с благоговением» (первым стоит в списке Горький, Джойс – последним, седьмым). Но перед «Улиссом» он благоговел так, что даже не решился взять в руки, как это видно из его курьезного сообщения: «Свево мне рассказывал, что Стефан Дедал, герой романа „Улисс“, должен был называться Телемахом». Он пишет, что познакомился с Джойсом на обеде Пен-клуба (в 1927 г., в честь него, Эренбурга, Бабеля и Звево), однако Нино Франк, итальянский журналист и близкий знакомый Джойса, рассказал, как еще в 1926 году Эренбург посетил Джойса у него дома, и встречу эту устроил он, Франк, по просьбе Ильи Григорьевича. Мелочи, конечно… Как видим, встречал Джойса и Бабель, возможно, и еще кто-нибудь из выездных. Но был принят дома у Джойса и там с ним беседовал, кроме Эренбурга, только все тот же невероятный поклонник, Всеволод Вишневский. Беседа, впрочем, была недолгой и незначительной. Дело уже было в конце тридцатых, и в записи Вишневского о встрече, как и в похожей записи Шаршуна, доминирует впечатление от физической хрупкости художника и его почти полной слепоты. И еще – в заключение напомним – все это время шли своим ходом, отдельно от литературного базара, сложные отношения с Джойсом у Эйзенштейна.
Уже без всяких дискуссий, в кратких заметках, «Интернациональная литература» продолжала сообщать о главных событиях, связанных с творчеством Джойса: о выходе в свет «Поминок по Финнегану», о появлении биографии, написанной Горменом, и наконец – о смерти художника. Некролог Джойса был помещен в февральском номере журнала за 1941 год.
Когда в Стране Советов начало вновь упоминаться имя ирландского художника?
Оно изредка упоминалось в период, известный под названием «хрущевской оттепели». В следующий период, известный под названием «времени застоя», оно стало упоминаться регулярно, хотя и не так часто, как в период, описанный нами выше.
Было ли положение российской словесности и критики в эти периоды тем же, что и в период, обсуждавшийся выше?
В этом положении было как общее, так и розное сравнительно с обсуждавшимся периодом.
В чем общее?
Словесность и критика оставались в рабском подчинении у той же идеологии и под тотальным контролем тех же инстанций, коммунистической партии и тайной полиции.
В чем розное?
Граждан уже не убивали. Лояльных слуг Истинного Учения даже не сажали в тюрьму. Жизнь просвещенного общества утратила характер коллективной истерии и обрела характер хитрожопой покорности.
Определите понятие «хитрожопой покорности».
Повадка дворни престарелого, тронутого, но еще грозного барина. Охотная готовность лгать ради своего спокойствия и выгоды. Трусливый эгоизм с циничной ухмылкой.
Лежала ли печать хитрожопой покорности на отношении советской критики и науки к ирландскому художнику?
Она всецело окрашивала и проникала это отношение.
Учитывая сказанное, каковы должны были быть плоды работы советских критиков и ученых над творчеством Джойса?
Они должны были быть исключительно говенными.
Каковы оказались плоды работы советских критиков и ученых над творчеством Джойса?
Всегда имеются исключения, подтверждающие правило.
Исключения?
В балтийских губерниях Российской империи извечно гнездились явные и тайные семена независимости и либерализма. Начиная с периода «хрущевской оттепели» они обнаружили для себя возможности развития в сфере гуманитарных штудий, преимущественно в б. Эстляндии, на почве б. Дерптского университета. Укоренившись там, они широко распространили свое влияние, шедшее вразрез с Истинным Учением. В итоге этой цепочки попустительств дряхлеющего дракона возникли два сочинения:
Мелетинский Е. М. Поэтика мифа. М., 1976.
Иванов В. В. Очерки по истории семиотики в СССР. М., 1976,
частью своего содержания касающиеся творчества Джойса.
Что же и как трактуют о Джойсе указанные сочинения?