«Улисс» в русском зеркале

Все это было чистейшей чушью и пустословием. Камень преткновения в очередной раз был тот же: знание Джойса и «Улисса». У рецензентов оно в точности отвечало известному принципу слышали звон – и поскольку не знали где он, то несли звонкую околесицу. И снова ясна и очевидна была жанровая принадлежность: классический советский жанр обвинительного заключения сменился позднесоветским жанром туфты, что найден был в лагерях, а после победно охватил всю страну. Прежний жанр еще требовал труда, требовал честно поднять материал, пускай лишь с тем, чтобы лживо препарировать. Напротив, в новом жанре требовалась только видимость труда; и из многих способов создать видимость известным и апробированным было надувание щек. Исполненные почтенья к себе, авторы свои Указания как бы цедили важно и свысока, как бы с томной усталостью небрежно роняли через плечо. Они роняли, что в финале «Быков» «жаргонизмы лишь обозначаются» – не понимая, что́ перед глазами у них и никогда не слыхав затасканной джойсовой цитаты о том, что этот финал – «ужасающее месиво» из всех мыслимых жаргонов. Они цедили, что в «Навсикае» замысел Джойса «состоит в том, чтобы слить слог дамской прозы с почти идентичным ему слогом порнографического романа» – и этот «замысел» был нелепый вымысел (см. Тематический план эп. 13). Слыша звон о любви Джойса к Флоберу, но не удосужившись услыхать о «разложении языка», они желали всюду немыслимого изящества и изысканной правильности. И однажды они даже милостиво показали, как надо переводить: прочитав переводчику столь же высокомерную, сколь и бредовую нотацию за блейковы «Басни дочерей памяти» в начале «Нестора», заменили их на «Вещанья муз притчеобразны» – тупую фантазию, обнажающую незнание ни Джойса, ни Блейка (см. прим. к «Нестору»). Главная же критическая часть, проскрипции, принадлежала жанру туфты всецело. Авторы не утруждали себя ни анализом контекста, ни сравнением с оригиналом, ни вообще хоть тенью разбора и доказательства: выдернутые слова осуждались чохом, по общей статье, как несогласные с Указаниями. По-своему, документ был тоже хорош и выдержан; и я питаю надежду, что оба достойных образца литературной критики еще будут полностью напечатаны, в назидание потомству.

конечно это сейчас я так решителен и спокоен тогда-то было иное самочувствие и для начала что называется overreaction я был готов принять суровый приговор высоких профессионалов и лишь не скоро уразумел простое решающее обстоятельство что вся профессиональная община в данном случае далеко не профессиональна однако не прочь узурпировать права профессионального синклита и профессионального суда и в таковом стремлении трогательно едины и закаленный ворошиловский стрелок ветеран осоавиахима и кавалер трех степеней значка гто гурова игэ и выдающийся вожатый по ленинским местам анджапаридзе гэ-а и даже увы в. с. муравьев и еще многие с кем потом довелось столкнуться итак я не ведал этого и с примерным усердием засел за бесценные рецензии составив два меморандума где смиренно наздравствовался на всякий чих высоких профессионалов и все чихи подверг анализу и слишком со многими согласился не очень теперь приятно глядишь и думаешь что ж ты брат этак перед ними стелился видел же и тогда что бред да в общем видел и прямую дичь называл таковою просто уж больно всерьез возился да все равно главное-то было не в том главное как быть дальше ладья улисса попала в мертвую зыбь издатели получили заупокойные отзывы получили мои записки тихие и смиренные но мало что оставлявшие от отзывов бесспорно плевали они на мои записки однако и сами видели что документики-то не больно тово с душком притом и книгу издать хотелось произведение видное классическое так что они в общем не горели со мной расстаться но ведь отзывы праведный гнев специалистов как есть выходил тупик гордиев узел и по законам сказки его разрубить могла только чистая душа блаженная натали или как обозначено в бумаге опытный и талантливый переводчик эн трауберг видя смертное избиение нашего труда с витей и зная доподлинно что оба определенно не мошенники христианнейшая из переводчиц бесстрашно и самоотверженно прянула в черный клуб спасти избиваемую жертву себя предложив в редакторы доработки слабого перевода издатели с охотою согласились договор пролонгировали на год административный выход был найден только я был далек от ликованья тошнее и мерзее редко бывало в самом деле работа признана скверной на грани неисправимости я сам признан несостоятельным неспособным без чужой помощи осилить то за что взялся и кстати приняв их условия сам тоже это признал утерся и далее теперь должен что должен дорабатывать перевод под водительством опытной и талантливой да вы смеетесь хоть будь она не блаженна а преподобна и не трауберг а фон траубенберг цу бройденбах унд калькройт какое она касательство имеет к моему делу что это еще мне за юность максима