Улита

Я в простых словах растолковал ей:

- Улита, перестань, я знаю, ты хорошая и веселая девушка, но я отнюдь не убежден в твоем неколебимом целомудрии...

- Не смей! - Дверь накалилась ее гневом. - Что ты знаешь обо мне!

- Ты девственна, Улита?

- Не собираюсь с тобой откровенничать.

Отнюдь не удрученный, я рассмеялся и, как расшалившийся ребенок, захлопал себя по бедрам.

- Ах, моя славная девственница... но это легко исправить, поверь. Доверься мне, Улита.

- Ты пошлый и назойливый.

- Открой, или я выломаю дверь!

Тут она нарисовала мне занимательную и дающую пищу для размышлений картинку:

- Тронешь дверь - я подниму на ноги всю округу. Иди спать, и пусть тебе не снятся разные непотребства. Успокойся, если не хочешь неприятностей. Запомни, отныне эта дверь неприкосновенна для тебя. Теперь за ней живу я. В настоящий момент отдыхаю, лежу в постели. И я красива. Да, я лежу поверх одеяла, голая и прекрасная. У меня в ногах, если тебе это любопытно знать, прикорнул лучик лунного света, это красиво, правда? Но тебе этого не видать, как своих ушей.

Я столь свежо и взволнованно принял все, что она рисовала, и прикорнувший лунный свет тоже, что застонал, завыл в тоске по недоступной красоте. А Улита расхохоталась, я бы сказал, бесшабашно расхохоталась. Тогда я спустился в свою комнату и уснул. Утром отправился на комбинат. Вечером, вернувшись домой, я был безопасен, как олененок, кротко рассыпался перед Улитой в извинениях и горячо клялся, что впредь никогда не нарушу ее ночной покой. Эта бестия, для виду поприветствовав мои заверения и будто бы даже прослезившись от умиления, на ночь поставила в коридоре капкан. Я, естественно, и предположить не мог ничего подобного. Я вообще полагал, что не в ее правилах с узколобой серьезностью защищать свою девичью честь и что все ее построения самозащиты на самом деле сродни кокетливым уловкам любовной игры. Однако она поставила капкан. Почему же я не овладел ею до того, как она сделала это, например, вечером, когда вернулся с работы? Да как-то так повелось, что днем мои мысли уносились в какие-то необозримые и неведомые дали, а о ней, Улите, я вспоминал по ночам. В том капкане я бессильно и бестолково ворочался до утра. На рассвете, возникнув в коридоре, умытая и жизнерадостная, моя мучительница обронила:

- Ты получил хороший урок, Женя.

Она разомкнула ключиком тиски капкана, я наспех привел себя в порядок, и мы сели завтракать. Как ни странно, пострадавшая нога у меня совсем не разболелась. Мысленно я посыпал Улиту пеплом проклятий. Жестокая, бессердечная, бездушная. Но какая доброта чудилась мне в ее ладном теле, какая беспредельная ласка! Нет, она не защищалась с узколобым упорством, а смеялась, шутила, баловала, и я, не скрою, от души радовался ее успехам, ее капканам, ее словам, потешающимся надо мной. Я подумал быстрой мыслью, что она нисколько не боится меня, ей и в голову не приходит, что я в силах проучить ее за проклятый капкан; смело сидит она за столом напротив меня и смело смотрит мне в глаза, что и говорить, невинно смотрит. Был день, но я внезапно забыл унестись грезами в заоблачные миры. Кипятком, кипящей смолой брызнуло мне в голову безумие. Чем объясняется ее смелость? Она либо механическая кукла, либо переодетый мужчина. Эти гипотезы не показались мне совершенно фантастическими. Я как бы невзначай прикоснулся к ее руке: теплая рука, отнюдь не механическая. И я спросил напрямик:

- Ты мужчина, Улита?

Поверите ли, она не рассмеялась и не ужаснулась, не единая тень не прошла по ее безмятежному лицу. Может быть, именно в эту минуту я уверился, что она совсем не только та беспечная шалунья, за которую выдавала себя.

- А у тебя возникли сомнения на мой счет? - спросила она.

- Да... то есть в смысле твоего происхождения...

- Ты скоро получишь возможность избавиться от них.

Я вскрикнул:

- Каким образом?

- Потерпи. - И она загадочно усмехнулась; и вдруг засмеялась, когда я осторожно пододвинул руку к ее руке, а затем сказала: - Да ты наберись терпения, Женя. - Руку свою она отдернула.