Улита

Думаю, нет нужды объяснять, насколько удивительным представлялось мне поведение моей загадочной незнакомки. Правда, она, соглашаясь поселиться в моем доме, заблаговременно вырвала у меня, чтобы не сказать выторговала, обещание моего хладнокровного и чуточку отстраненного отношения к ней, иными словами, что я не буду посягать на ее прелести. Прекрасно! Но я уже тогда понял, что это отнюдь не вечное обещание, т. е. она указывала на недопустимость грубых похотливых приставаний, а возможность разумного и, если здесь уместно так выразиться, роскошного романа никоим образом не отбрасывала. Только она хотела, чтобы этот роман произошел уже после того, как мы с хорошей, благородной статичностью и, может быть, даже некоторой картинностью выдержим паузу, исполненную какого-то затаенного любовного смысла. Но ведь я и не был груб, и, во-первых, я действительно выдержал паузу, а во-вторых, когда уже взялся за дело, то прокрадывался к ней, Улите, с самыми умеренными, надежными и, главное, известными намерениями. Вполне вероятно, что в этих моих боевых разведках уже не было искомой картинности, но если перед тем достаточно долго и хорошо держал позу, а кроме того на втором плане еще и нечеловечески мыкался среди замороженных свиных и коровьих туш, то отчего же в конце концов и не расслабиться, не дать волю чувствам?

А вот отпор я каждый раз получал невероятный и необузданный, совершенно несоразмерный с грехом моего перехода от величавости к мелкому и суетному вероломству чувственных притязаний. Эти капканы, ошейники... у меня были все основания предполагать, что мой следующий поход Улита пресечет каким-то совсем уж немыслимым способом, поэтому я и хотел, из уважения к собственной персоне, а отчасти и самосохранения ради, поговорить с ней обстоятельно и, пожалуй, строго.

Придавленное было ошейником горло и незабываемое зрелище ее наготы не помешали мне отлично выспаться, я отдохнул, но все же мне снились этой ночью всякие кошмары и ужасы, а оттого на душе был непокой. Я не стал ждать, пока Улита, исполняя обычный ритуал, принесет мне завтрак в постель, а вышел в гостиную и сел за стол, жестом показав девушке, что она может накрывать. Наверное, на моем лице было написано недовольство, может быть, и лицо-то было как в воду опущенное, и если так, то впечатление я прозводил удручающее. А к тому же еще тот факт, что я нарушил порядок, не позволил Улите обслужить меня, утреннего, как она уже привыкла это делать, в общем, у нее было причины насторожиться. Милая эта девушка молча и проворно накрыла на стол, затем, робко присев на краешек стула, бросила на меня быстрый тревожный взгляд и спросила:

- Ты чем-то расстроен, Женя? Тебе кажется, что я веду себя неправильно, да?

Я посмотрел на нее. Ночью она, давая мне урок, была нагая, бесстыжая, почти гогочущая самка, а сейчас - сама скромность, тихая, гладко причесанная девушка. Ее красота затерялась где-то между этими двумя ипостасями, которые мне трудно было соединить в одно целое даже в собственном возбужденном и вполне пылком воображении, хотя я имел неопровержимые доказательства, что сама она довольно ловко и без фактических затруднений соединяет их в себе. Иначе говоря, ее прекрасное, порой исполненное какой-то даже детской горячей прелести лицо каким-то образом исчезло для меня в пропасти между нашей ночной и дневной жизнями, я не видел больше его, не видел потому, что уже не знал, где и как мне самому - мне с моей однозначностью - обосноваться в очевидной и жутковатой области такого различия.

- Ты ставишь вопросы, Улита... - медленно, не спуская с нее глаз, проговорил я. - Это твое право. Но у меня есть право не отвечать, и, боюсь, я им воспользуюсь, не отвечу, а если все же да, то есть отвечу... то не раньше, чем ты дашь удовлетворительный ответ на некоторые мои вопросы.

- Я готова, - сказала она.

- Очень хорошо. Видишь ли, Улита, я веду себя как раз правильно... может быть, с твоей точки зрения, не лучшим образом, но, согласись, последовательно, понятно, предсказуемо. А вот ты, твои контрвыпады... гм, как бы это выразить... это что-то вопиющее, какая-то у тебя чрезмерная реакция на мои поползновения. Ты чересчур активна, все очень фантастично, и в результате неясно, какую цель ты преследуешь, пропуская через натуральную мясорубку мои скромные желания и чувства. Капкан с ошейником - очень мастерски это у тебя вышло, ты, должно быть, выдающийся механик, Улита... Но зачем? Скажи: зачем? Положим, ты защищаешь свою честь. А я в некотором роде не соблюдаю условия нашего договора. Допустим, что так оно и есть. Так что же получается? Должен ли я думать, что ничего, кроме отвращения, тебе не внушаю или что сама мысль о физической близости с мужчиной тебе неприятна? Так, Улита? А может быть, ты принимала бы меня совсем иначе, когда б наши отношения были узаконены? Ты этого хочешь? Узаконенных отношений?

Улита помедлила с ответом; подперев щеку рукой, она смотрела на меня грустными глазами.

- Если это праздные вопросы, Женя, лучше прекратить этот разговор...