Улитка

После мы лежали – бесстыже расслабленные, усталые, восторженные, в блаженной истоме сцепившись ногами, такие близки и родные, словно вечно были вместе.

– Ты куришь? – спросил Эрик.

– Нет. Бросила.

– А я бы покурил…

ГЛАВА 10

Вместо запланированных пяти дней мы путешествовали почти две недели. Где только ни побывали, в какие дальние точки Лазурного Берега ни заносила нас любовь. Мы загорали на чарующих белых скалах марсельских бухт-каланок, что, подобно северным фиордам, растянулись вдоль побережья на десятки километров. Покупали свежую рыбу на базаре в Ницце, отдыхали на деревянной скамье возле легендарной виллы Эфрусси де Ротшильд в одном из самых живописных городков мыса Сен-Жан-Кап-Ферра. Каждое место имело свое неповторимую атмосферу, оставляло в памяти неизгладимый след, но настоящее свечение и красоту им придавала моя перерожденная душа. Эрик все время был рядом, спокойный, улыбчивый, уверенный в себе. Когда твой мужчина знает, чего хочет, ты становишься настоящей Афродитой, выходящей из пены морской.

Море в те дни было главным нашим свидетелем. Сколько осталось в нем стонов, смеха и соленых поцелуев. Закаленные солнцем, пропитанные бризом, посеребренные лунным светом, мы счастливо летели под парусами, зная точно: разлука может скалиться только издалека.

На седьмой день снова пришло СМС от Джудит: «Могла бы и позвонить разок, стерва». Надо же, сама тактичность! А кнопочки на телефоне самому трудно нажать?! Я ехидно молчала, тайно ликуя, что задела его за живое. Но с того дня вестей от друга больше не поступало, и в итоге я обиделась.

Две недели пролетели как один миг. По возвращению я сразу переехала жить к Эрику.

Обняв на прощание Стефанию и детей, шепнула Джудит на ухо:

– Спасибо за все!

– Надеюсь, больше не вернешься, – отшутился он, но, обернувшись в дверях, я увидела, какой тоской наполнились его глаза.

«Не смей поддаваться жалости», – приказала самой себе и стрекозой улетела к новой жизни.

Эрик оказался совершенно легким и компанейским человеком с неиссякаемым запасом юмора и творческих идей. Мы вместе занялись фотографией, принялись носиться по театрам, галереям, выставкам. Я даже стала брать уроки живописи, хотя художник из меня был никудышный. В будни мы перезванивались буквально каждый час, строя планы на вечер. По выходным играли в большой теннис с друзьями, которые довольно часто приходили к нам в гости. Но даже когда они задерживались допоздна, никто не оставался на ночь. Это стало обязательным правилом.

– Аура семьи должна строго оберегаться, – говорил Эрик смеясь.

И я с огромной нежностью отвечала ему:

– Ты абсолютно прав, любимый.

Что говорить, благодаря этому человеку я из взбалмошной себялюбицы превратилась во взрослую женщину, уверенную в себе и своем мужчине. В жизни появились совершенно обыкновенные, но не становящиеся от этого менее важными, ориентиры. Я начала задумываться о детях, о замужестве, об отношениях с матерью и отцом. С ними как раз меня примирил именно Эрик.

– Мне бы хотелось познакомиться с твоими родителями. Давай поедем к ним на уикенд, – сказал он однажды.

Я на удивление легко согласилась, и в ближайшие выходные мы вылетели в Киев, куда моя нога не ступала около трех лет. За это время, как оказалось, в родном городе не многое изменилось. Разве что на Крещатике открыли легендарный Buddha Bar и вдоль проспекта вырубили мои любимые тенистые каштаны. На их месте посадили элитные липы, чьи тоненькие стволы стояли, словно стесняясь невольного участия в подобном вандализме. Во всем остальном Киев остался верен себе: множеству мажоров возле входа в «Арена Сити» по вечерам, снующим по

Кловской бентли, феррари и порше, черной икре на Бессарабке по 900 зеленых за килограмм, очередям возле Театра Русской Драмы и Оперного. Слава Богу, жива еще творческая интеллигенция!

– Киев очень похож на Вену. Он меньше, но такой же красивый, – заметил Эрик в день нашего приезда, внимательно рассматривая крыши домов на Заньковецкой. – Где твои окна, покажи.

Я указала на четвертый этаж.

Наша квартира была трехсторонней. В свое время отец выкупил соседское жилье и объединил два помещения – получились настоящие хоромы с залом, переходящим в кухню, двумя ванными комнатами, тремя спальнями, небольшим кабинетом, гардеробной и холлом. Несколько окон выходили на Заньковецкую и Станиславского, балкон и большая лоджия смотрели во двор, где по утрам можно было даже услышать пение соловья. Теперь в нашем доме на первом этаже сверкает витринами бутик Dior, а в моем детстве в этом самом помещении находился простой гастроном, куда я бегала за жвачками, а став постарше – тайком за сигаретами.