Улица Ангела

Чтобы позвонить по телефону к нему на квартиру, пришлось ждать, так как у телефонных будок толпилось много пассажиров. Она знала номер его телефона и знала, что телефон, который был на прошлой неделе в неисправности, уже работает. Но ее бы не удивило, если бы из квартиры не ответили, так как она была уверена, что уж дома-то его, во всяком случае, нет. Что-то случилось и задержало его, это ясно. И он, наверное, в эту минуту едет на вокзал.

Однако на ее звонок ответили — к телефону, очевидно, подошла служанка.

— Скажите, пожалуйста, мистер Голспи дома?

— Нет. Он уехал. И мисс Голспи тоже. Оба уехали, — ответил голос.

— Уехали? То есть вы хотите сказать, что их нет дома?

— Нет, уехали. Совсем уехали.

— Да как же… не понимаю. Вы наверное знаете? Мы должны были с ним встретиться сегодня вечером.

— Я знаю только то, что они оба уехали. Куда-то в Южную Африку, или Южную Америку, или другое такое место. На пароходе. Это я наверное знаю. Я им помогала укладываться, — нелегкое это было дело, я вам скажу, и квартиру они оставили бог знает в каком виде. Я теперь здесь убираю после них, потому что они снимали ее с мебелью, а я служу у хозяйки. Сегодня во время обеда приходил какой-то господин, — продолжал голос (служанка, видимо, рада была случаю поболтать), — и сказал, что ему очень нужен мистер Голспи, но я ему ничего не могла объяснить, кроме того, что они уехали, уехали сегодня утром с багажом и со всем — в жизни своей не видывала такой кучи вещей!

— А мистер Голспи ничего не просил передать кому-нибудь?

— Нет, он просто уехал…

— Хорошо, спасибо, — сказала мисс Мэтфилд и повесила трубку.

Итак, он уехал, уехал из Англии и даже не сказал ей, что собирается уезжать, не предупредил, что не может встретиться с нею на вокзале! Он просто выбросил из головы и предстоящую поездку с нею за город и ее самое, как выбрасывают ненужную, смятую бумажку. Либо он забыл все, либо она так мало для него значит, что он не счел нужным ни увидеться с нею в последний раз, ни даже оставить ей письмо. И это человек, который… Боже, какое унижение! Она ушла с вокзала, сгорая от стыда и негодования. Час тому назад она, быть может, почувствовала бы облегчение, если бы мистер Голспи пришел и сказал ей, что на этот раз их поездка невозможна. Но она пришла с чемоданом, с этим мерзким кольцом в сумочке, ожидала, а он в это время был уже за много миль от Лондона, и ему было все равно, хотя бы она всю жизнь стояла и ждала его на вокзале Виктории. Никогда еще она не испытывала такого горького презрения к самой себе. Она готова была заплакать. Заплакать не оттого, что он уехал и она его, вероятно, никогда больше не увидит, а оттого, что из-за его неожиданного равнодушия — и как раз теперь! — она казалась самой себе жалкой, глупой, ничтожной. Это было похоже на внезапный приступ какой-то страшной болезни. Ее тяжело раненная гордость истекала кровью и причиняла ей такую боль, что она была близка к обмороку.

Только поэтому она не уступила внезапному желанию вернуться на вокзал, сесть в первый отходящий поезд и уехать на свободные два дня куда-нибудь, все равно куда, только бы вон из Лондона, подальше от клуба. Но это было невозможно: она не находила в себе ни капли энергии и инициативы, она слишком устала.

Она вошла в автобус № 2, взобралась на верхнюю площадку и невидящими, воспаленными глазами смотрела, как плывут мимо огни и синяя мгла Лондона, Гайд-парк, Парк-лейн, Оксфорд-стрит, Бейкер-стрит, Финчли-роуд, — бессмысленная игра света и тени, которая сейчас интересовала Лилиан Мэтфилд не больше, чем какая-нибудь китайская река, мелькающая на экране кино.

Придя в клуб, она поднялась наверх так торопливо, словно несла что-нибудь краденое, а не свой собственный чемоданчик. Так же поспешно и автоматически умылась, поправила прическу, переоделась, напудрилась и сошла вниз, в столовую. Есть ей, собственно, не хотелось, но что-то толкало ее окунуться поскорее в привычную жизнь клуба. Она предусмотрительно выбрала один из самых плохих столиков, где всегда сидели опоздавшие и где разговаривали мало — разве перекинутся иной раз случайными замечаниями. Мисс Мэтфилд ела мало; вид и запах пищи, да и все и всё вокруг, громкая болтовня и грохот посуды раздражали ее до боли. Но все же она досидела до конца и выпила кофе вместе со всеми. Вернувшись после обеда к себе в комнату, она занялась осмотром своих платьев, сердито отобрала несколько пар чулок, которые нужно было заштопать. Потом вдруг вспомнила что-то…

— Можно? — спросила из-за двери мисс Морисон. — Здравствуйте, Мэтфилд! Что это вы делали, скажите на милость? Наверное, что-нибудь отчаянное, судя по выражению вашего лица!

— Здравствуйте, Морисон. Я просто выбросила кое-что, — ответила мисс Мэтфилд, закрывая окно. Где-то на улице валялось сейчас обручальное кольцо, дешевая подделка.

Мисс Морисон вошла, умудряясь даже шаркать ночными туфлями как-то изящно — ибо она при любых обстоятельствах умела сохранять присущее ей хрупкое изящество, — и уселась на кровать, привалившись спиной к стене.