Улица Яффо

И однажды ночью он спросил ее. Они лежали в постели, готовые вот-вот заснуть. Морис чувствовал удивительное спокойствие. Ясмина подскочила в постели и принялась все отрицать. А потом скрылась в ванной. Она долго не возвращалась, и Морис все понял. Он встал, прошел в гостиную и включил радио. Открыл окно и посмотрел на улицу Яффо. Скоро война, сказал диктор, с египтянами. Ожидается мобилизация резервистов. Морис закурил. Когда Ясмина вошла в комнату, он увидел, что она плакала. В глаза ему она смотреть не осмеливалась. Он закрыл окно, и она спросила:

– Кто тебе сказал?

Морис молчал.

– Не бросай меня.

– Ты с ним…

– Это было сильнее меня.

Внутри Мориса что-то оборвалось. Бесшумно. Но навсегда.

– Почему…

– Этого никогда не было, – сказала Ясмина, наконец взглянув ему в глаза. Это было не извинение, а твердое решение. – И это никогда не повторится. Я обещаю тебе.

Она взяла его за руку, прижалась к нему. Его тело напряглось. Он больше не мог ей верить. Он высвободился, надел рубашку.

– Куда ты?

– Мне не хватает тут воздуха.

– Не уходи.

* * *

В пекарне еще не горел свет. Луну заслоняли облака. Морис бесцельно брел по пустой улице. Знать, что жена тебе изменяет, – значит окончательно провалиться назад во времени. Нет, даже рухнуть. Теряя слой за слоем броню, что наращивал годами. Ты истекаешь кровью и боишься, что тебя увидят. Вспоминаешь обещание, которое она дала, когда тебе было позволено поднять ее вуаль и поцеловать, а мир баюкал вас на руках. А затем проваливаешься еще глубже, от одного обещания к другому. И с горечью стираешь их из памяти, потому что все они потеряли силу. Пока не вспомнишь самое первое обещание. Когда ты смотрел в ее глаза через окно, широко распахнутые и устремленные на тебя из темноты амбара, в то время как тело Виктора двигалось на ней. «Не выдавай», – умоляли глаза. Взамен она позволила тебе смотреть. Ваше молчаливое согласие. Ее смуглая кожа в лунном свете. Доверие двух незнакомцев. И вот теперь она чужая тебе.

* * *

Он всегда был здесь.

Он был здесь до тебя.

Ты никогда не сможешь заменить его.

Детство в Пиккола Сицилии. Ясмина забирается под одеяло к брату. Его оберегающая рука и первое, запретное вожделение. Их обещание заботиться друг о друге, всегда. Общая ненависть к немцам.

У тебя никогда не было шанса.

Или же у тебя был шанс, но ты его упустил.

Она была твоей лишь какое-то время. Столько, сколько он позволил. Твое счастье было скоротечным, заемным.

Или же она никогда не принадлежала тебе. И ты всегда это знал.

* * *

Под конец ночи ты собираешься с силами, бреешься и идешь на работу. Нужно оплачивать счета и ставить еду на стол. Ты должен научиться жить с болью. Рана не заживет, но жизнь продолжится. Ты не сумеешь простить ее, но, быть может, научишься делить с ней постель и стол. Ради мечты, которая когда-то связала вас вместе. Ради вашего ребенка.

Это же ваш ребенок, несмотря ни на что, правда?

* * *

Когда Жоэль увидела, что отец ждет ее у школы, она отрывисто поприветствовала его, и они вместе пошли домой. Был жаркий день, воздух пах пылью и близкими летними каникулами. На Жоэль были новые теннисные туфли, Морис, как всегда, был в костюме и шляпе.

– Есть вещи, – сказал он, – которые не должны случаться. Но иногда они случаются. И тогда надо спросить себя, чего ты на самом деле хочешь.

– Ты хочешь уйти от мамы?

– Какая у тебя цель в жизни, Жоэль?

– Я не знаю, – неуверенно ответила она.

– У меня никогда не было плана. Вещи просто случались. На самом деле моя жизнь началась только тогда, когда у меня появилась цель. Одна-единственная. И все, что мы построили… это нельзя просто выбросить.

– Почему ты не злишься на нее?

– Знаешь, иногда нужно отбросить свои чувства… Ради общего блага.

– Ты не можешь просто позволить ей изменять тебе!

– Послушай, милая. Я не сказал маме, что ты ее видела. И ты тоже не будешь ей говорить. Ни ей, ни дяде Виктору. Это будет наш секрет.

Жоэль остановилась и покачала головой. Это было неправильно. Это противоречило всему, что для нее олицетворял папá. Не только его словам, всей его жизни.

– Ты всегда говорил, что лгать нельзя!

– Это не ложь. Она знает, что я знаю.

– А дядя Виктор?

– Он говорит то же самое. Что этого не было.