Улица Яффо

– Да.

– И дяде Виктору тоже не говори. Понятно?

– Да, папá.

– Разве тебе не нужно сейчас на урок по фортепиано?

– Ты запер дверь, папá.

– Ах да. Верно. – Он достал ключ из кармана и встал. – Ты уже ела?

– Я не голодна.

Он достал несколько монет из кошелька.

– Купи пару бурекас [62]. Заниматься лучше на сытый желудок.

– А с тобой правда все в порядке?

– Да. Поторопись, а то опоздаешь.

Она почувствовала, что лучше оставить его одного. Потому что у него не было сил притворяться перед ней.

Глава 32

Подозревать, что жена тебе изменяет, – значит отправиться во времени назад. Вспоминать неважные мелочи, которые теперь обретают важность. Слово, взгляд, мимолетное прикосновение. Искать детали, которые ты проглядел. Тот момент, когда все началось. Внезапно все наполняется смыслом. И чем больше ты об этом думаешь, тем отчетливее все складывается в единую картину. А потом добавляешь новые детали, которые, возможно, произошли, а возможно, и не произошли.

* * *

И все равно ты еще не знаешь, правда ли это.

* * *

Ты не говоришь об этом ни с кем, тем более – с женой. Но мысли преследуют тебя днем и ночью. Начинаешь винить себя, искать причину – неверное слово, упущенную возможность, момент, когда любовь выскользнула из ваших рук, а вы и не заметили.

* * *

Но все равно ты еще не знаешь, правда ли это.

* * *

Ты то злишься, то грустишь. Прячась как идиот за деревом, смотришь на окно, за которым твоя жена лежит на кушетке доктора Розенштиля. Умирая от желания узнать, что она говорит ему сейчас. А когда она выходит из его дома, ты следуешь за ней, точно влюбленный дурак: на рынок, где она покупает овощи к ужину, к сапожнику, которому нужно отдать в починку развалившиеся туфли дочери. Тайком ищешь тетрадь, куда она записывает свои сны, но не можешь найти. А когда вы сидите вечером за столом и все как прежде, ты спрашиваешь себя, а вдруг тебе просто мерещатся призраки. Вдруг подозрение несправедливое, оно может разрушить все, а может лишь выставить тебя в смешном свете. Ночью лежишь рядом с ней, сходя с ума от желания, занимаешься с ней любовью, и она нежна, как обычно, и ты сходишь с ума, так и не зная, правда ли это.

А потом ты начинаешь ей врать.

* * *

– Морис? Чем обязан этой чести? – Виктор отступил от двери, впуская Мориса. – Где девочки? – спросил он.

– Дома.

Виктор жил просто, скудная случайная мебель, будто жилище временное. Место для ночлега, не более. Морис стоял в гостиной, избегая смотреть Виктору в глаза. На стене висело несколько фотографий. Виктор в форме Пальяма. Виктор в военной форме. И фотография из Яффы, которую сделал Морис. Они втроем перед «богиней».

– Послушай, Виктор. Мне неприятно об этом говорить, но… Кое-кто видел тебя. С Ясминой.

Так унизительно говорить это.

– Когда мы были в Яффе?

– Ты понимаешь, о чем я.

– О чем ты? Хочешь воды?

– Нет.

Виктор все равно подошел к холодильнику и достал бутылку с водой. Налил два стакана. Морис наблюдал за ним. Виктор не болтал как обычно, значит, в его голове идет работа. Виктор с улыбкой протянул Морису стакан.

– Ты же помнишь нашу первую встречу здесь. Я до смерти перепугался, когда тебя увидел. Но и обрадовался. Что ты жив. Ты не можешь себе представить, до чего я обрадовался.

– Лехаим! За дружбу.

– А потом… ты пообещал, что оставишь ее в покое.

– О чем ты?

Голос Виктора прозвучал раздраженно. Морис заставлял себя сохранять спокойствие. Ему не хотелось превращать Виктора в своего врага.

– Держись подальше от моей жены.

Как будто взорвалась бомба и оглушила всех. Морис буквально почувствовал тишину в комнате. Жалел ли он об этих словах? Нет, он даже ощутил облегчение.

– Кто тебе такое сказал?

– Кое-кто.

– Назови имя. Я поговорю с ним. Посмотрю ему в лицо. Я не позволю никому посеять раздор между нами.

Морис молчал. Виктор схватил его за руку:

– Морис! Я не хочу ее! Это приносит только неудачу, это sfortuna! Посмотри, как я живу. Я женат на моей стране. Когда моя страна идет направо, я иду направо. Когда моя страна идет влево, я иду влево. Нельзя служить двум богам одновременно!

Морис молча смотрел на него. Его молчание, казалось, испугало Виктора. Он заговорил почти умоляюще:

– Это твое воображение, Морис! Я рад, что у нее есть ты. Ты тот мужчина, который ей нужен!

Морис верил ему – и ненавидел себя за это. Что-то в нем хотело верить Виктору. Потому что иначе все, что произошло между ними, не имело смысла. Он залпом проглотил воду, ощутил, как холодная жидкость струится внутри него.

– Мы же друзья, Морис. Больше чем друзья. Ты мой брат!

Виктор обнял его. Это были теплые, искренние объятия.

– Мне нужно идти, Виктор.

Морис повернулся к двери. На прощанье спросил, возможна ли война – там, у Суэцкого канала. Виктор ответил, что ему не надо волноваться.

* * *

Морис испытывал странную радость от того, что Виктор все отрицал. Так они могли оставаться друзьями. Но с Ясминой все было иначе. Он больше не мог делить с ней постель, не сходя с ума от мыслей.