Улица милосердия

Трейлер стоял на участке земли в целый акр сразу за кладбищем. Дед Клаудии купил этот участок в пятидесятых, веря, что однажды он будет чего-то стоить. Он не предполагал, что его младшая дочь поставит там трейлер и останется в нем на тридцать восемь лет.

Конечно, Деб тоже этого не предполагала. Трейлер всегда казался временным решением, но Клаудия понимала, что это иллюзия. Люди то и дело умирали в них. Для обширного слоя человечества трейлер оказывался конечной точкой. Тысячи неописанных американских жизней заканчивались в консервной банке.

У ЕЕ МАТЕРИ ОБНАРУЖИЛИ ОПУХОЛЬ, КОГДА ТОЙ БЫЛО ПЯТЬДЕСЯТ – слишком мало, чтобы считать это честным или хотя бы вероятным. У нее не было ни наследственной предрасположенности к раку груди, ни каких-то значимых факторов риска.

Ну и так, на всякий случай, она не сделала ни одного аборта.

Тело женщины оборудовано частями – грудью, яичниками, маткой, – совершенно не обязательными для выживания. Каждая эта часть потенциально может тебя убить в любое время по причинам, которых ты никогда не узнаешь, – работая на Мерси-стрит, Клаудия проходила этот урок снова и снова.

От лампэктомии на левой груди ее матери осталась ямочка, выемка размером с подушечку пальца. У Деб были шрамы и пострашнее: на коленях и на локтях. Как и у всех, разве нет?

На протяжении лечения ей все твердили, как ей повезло. Рак обнаружили рано. Прогнозы были самые радужные. «Знаете, что такое «повезло»? – думала Клаудия. – Когда у тебя вообще нет рака груди».

Шрам на коленке или на локте не назовут обезображивающим, потому что женщина – это не ее колени или локти.

Клаудия помнила, как медсестра-практикантка – на вид ей было лет пятнадцать – осматривала шрам Деб с осязаемым разочарованием. Сама она излучала твердую убежденность, самодовольную уверенность здорового человека: она-то уж точно никогда не окажется настолько невезучей, не станет злополучной «одной из десяти».

Чур не я.

Если говорить объективно, практикантка была права: все шансы были в ее пользу. Шансы были формально в пользу всех, и все-таки кто-то неизбежно становился «одной из десяти».

На любом производстве, которое приходило в голову Клаудии, такой коэффициент неудач был бы неприемлем. Если бы грудь была потребительским продуктом, производителя заставили бы отозвать всю партию.

Бессчетное количество дипломированных медиков подчеркнули, что ее матери повезло. Ее левую грудь исполосовали скальпелем, иссушили радиацией. Повезло так повезло! Через неделю после операции Деб вернулась на работу, стремясь вернуть свою жизнь в норму. «Нормой» для нее было растить детей, поэтому она взяла Николетт.

Их внешнее сходство поражало. Из всех детей, что вырастила Деб, включая Клаудию, Николетт больше всех походила на ее дочь: коренастая, круглолицая, Деб в миниатюре. Пухлую, темноглазую, десятилетнюю на момент приезда девочку Деб называла «полуиндианкой», но имела ли она в виду коренных американцев или индийцев, было не ясно. Может, она не знала, или это просто не имело значения, потому что в ее глазах Николетт была ее безраздельно. Она заботилась о приемышах двадцать лет, но в этот раз все было по-другому. Деб сама была другая. Рак изменил ее, и Клаудии так и не удалось понять, как именно.

Николетт стала испытанием с самого начала. Она не была милым ребенком. Большинство приемышей поначалу бывали настороженными и немногословными, но робость Николетт быстро испарилась. Когда она пошла в старшую школу, уверенности ей было не занимать. По мнению Клаудии – и к ее величайшему удивлению, – Деб разбаловала девочку. Она сносила столько закатанных глаз и подростковых огрызаний, сколько не вытерпело бы большинство взрослых. Она пыталась приструнить девочку, но без особого энтузиазма. Николетт постоянно влипала в неприятности: ее отстраняли от занятий за курение, дважды арестовывали за воровство из магазинов, ловили на распитии алкоголя, когда местные копы устраивали облавы на пивные вечеринки в лесу.

Когда Николетт провалила девятый класс, Деб обвинила в этом учителей клейборнской школы.

Клаудия тоже воровала из магазинов, но ее ни разу не ловили.

В те годы Клаудия узнавала семейные новости в основном через Фейсбук, богатейший источник местных сплетен, преемник «Клэйборн стар». Николетт, как опытный пользователь, постила что-то по десять раз на дню; так часто, что сложно было представить ее за каким-то другим занятием. В какой-то момент она отправила Клаудии запрос на добавление в друзья, которое Клаудия необдуманно приняла. Через пару секунд ей пришло оповещение: Николетт Флеминг отметила вас как сестру. Нажмите, чтобы подтвердить.

Подтверждать она не стала. Николетт была проектом ее матери; проблемой, которую у нее не было никакого желания наследовать.

«Ты мне не сестра», – подумала она.

В СЕРЕДИНЕ ПЕРВОГО ГОДА СТАРШЕЙ ШКОЛЫ НИКОЛЕТТ ЗАБЕРЕМЕНЕЛА. Клаудия подивилась такой своевременности: в восемнадцать она бы уже выпала из опекунской программы, но теперь ее выезд из трейлера оказался под вопросом. Когда родится ребенок, им нужно будет где-то жить.