Улица Светлячков

С того момента, как Талли впервые вышла в эфир, все изменилось. Они стали великолепной четверкой — Кейт и Талли, Матт и Джонни. Два года они постоянно были вместе — в офисе, когда работали над репортажами, когда колесили, как цыгане, по всей стране. Вторая новость, которую освещала Талли, была про снежную сову, свившую гнездо на уличном фонаре на Капитолийском холме. Они освещали предвыборную кампанию губернатора Бута Гарднера, и хотя Талли была лишь одной из десятков репортеров, работавших с кандидатом, казалось, что Гарднер чаще и охотнее отвечает именно на ее вопросы. К тому моменту, когда первые миллионеры из «Майкрософт» стали гонять по городу на своих новых «феррари», слушая эксцентричную музыку в огромных наушниках, стало понятно, что Талли не задержится надолго на маленьком местном канале.

Они знали об этом все, но Джонни, наверное, ощущал это особенно остро. И хотя они никогда не заговаривали о будущем, все чувствовали его приближение, и каким-то странным образом это давало им ощущение радости и значительности от проведенного вместе времени. В те редкие вечера, когда они не были заняты работой, Джонни, Талли и Кейт встречались в «Голдиз», чтобы поиграть в пул и выпить пива. К концу проведенных вместе двух лет они знали друг о друге все. По крайней мере все, чем каждый из них готов был поделиться.

Кроме разных вещей, имевших значение в этой жизни, Кейт часто с иронией думала о том, как это три человека, постоянно ищущие крупицы истины в царящих вокруг хаосе и суете и даже сделавшие это своей работой, могут быть такими упрямо слепыми, когда речь идет об их собственных жизнях.

Талли понятия не имела, что Джонни хочет ее. Сам Джонни и не догадывался, как сильно хочет его Кейт.

Так что их странный треугольник продолжал нерушимо существовать. Талли часто спрашивала Кейт, почему та ни с кем не встречается. Кейт очень хотелось открыться лучшей подруге, рассказать Талли всю правду. Но всякий раз, когда она готова была приступить к исповеди, что-то останавливало ее. Как она могла рассказать правду о Джонни после всех тех глупостей, которые наговорила когда-то Талли по поводу Чада? Влюбиться в босса. Это, пожалуй, еще похуже, чем в преподавателя.

К тому же что знала Талли о безответной любви? Подруга наверняка начнет уговаривать Кейт объясниться с Джонни. И что скажет ей на это Кейт? «Я не могу — он влюблен в тебя?» И где-то в глубине ее души жил страх, в котором она не решалась признаться себе, но он мучил ее во сне, в ночных кошмарах. Кейт не верила в это при свете дня, но по ночам, одна, она волновалась, что, если Талли узнает о ее любви, то сама обратит на Джонни более пристальное внимание и оценит его обаяние. Отличительной чертой ее подруги было не только то, что Талли всегда хотела получить то, что она не могла иметь. Талли хотела всего, и рано или поздно она получала все, что хотела. Кейт не могла рисковать. Она готова была смириться с тем, что Джонни не с ней, но мысль о том, чтобы потерять его, уступив Талли, была для нее невыносимой.

Поэтому Кейт ходила с опущенной головой, старалась занять себя работой и прятала подальше мечты о взаимной любви. Она только улыбалась, когда мать, отец или Талли начинали поддразнивать ее за необщительность, говорила, что стандарты у нее просто повыше, чем у некоторых знакомых, — ответ, неизменно вызывавший добродушный смех.

Кейт старалась не оставаться без крайней необходимости наедине с Джонни, чтобы не мучить себя. Она уже больше не мямлила и не роняла предметы в его присутствии, но всегда знала, что Джонни — личность довольно чувствительная, и опасалась, что он может догадаться о том, что она так тщательно пыталась скрыть.

И все шло хорошо, пока однажды в ноябре тысяча девятьсот восемьдесят четвертого года Джонни вдруг не вызвал Кейт к себе в кабинет.

В тот день они были в офисе вдвоем; Талли и Матт отправились на полуостров Олимпик поискать в местных лесах снежного человека.

Кейт поправила свой ангорский свитер, приготовила вежливую улыбку и вошла в кабинет. Джонни сидел возле окна.

— Что такое, Джонни?

Он выглядел ужасно — казался каким-то изможденным и осунувшимся.

— Помнишь, я рассказывал тебе об Эль-Сальвадоре?

— Конечно.

— У меня остались там друзья. Один из них — отец Рамон — исчез. Его сестра думает, что его схватили и пытают. А может, даже уже убили. Она хочет, чтобы я приехал, — вдруг я смогу помочь напасть на его след.

— Но ведь это очень опасно.

— Опасность — мое второе имя. — Джонни улыбнулся, но улыбка его была словно рябь на воде.

— С такими вещами не шутят, тебя же могут убить. Или и ты можешь исчезнуть, как тот журналист в Чили во время мятежа. Его ведь так и не нашли.

— Да знаю я, — сказал Джонни. — Я ведь был там, помнишь? И мне известно, как это, когда тебе завязывают глаза и расстреливают. — Джонни повернул голову. Взгляд его был каким-то блуждающим и мутным. «Интересно, о чем он вспоминает сейчас?» — подумала Кейт.

— Я не могу повернуться спиной к людям, которые защитили меня, когда я был там. Вот ты бы могла отказать Талли, если бы она умоляла тебя о помощи?