Улица Свободы

– Че рассказывать? Как все познакомились. Я работала в поликлинике медсестрой, училась, книжки читала, хотела поступать, на врача учиться мечтала. Он на прием пришел. Шутил, смеялся, потом после работы встретил, цветы подарил, в кино на свидание позвал, – неохотно начала мать, но с каждым шагом речь ее становилась быстрее и быстрее. – Он сам-то из Нижнего Новгорода, я сельская из Богатого. Очаровал он меня, конечно, дурочку. Все говорил и говорил про планы свои. Потом ты появился. Потом свадьбу сыграли. Все по любви, ты не думай. Жили тесно, в однокомнатной, в общежитии. Он все повторял: «Это ненадолго». Говорил: «Мы с тобой в Москве жить будем, мы с тобой весь мир посмотрим». Я учебу забросила – некогда, с тобой надо было сидеть. Он все работал допоздна, помощи от родни никакой. Мои – деревенские, какая от них помощь? Им бы кто помог. Сережа с отцом не ладил, потому и уехал. Ты подрастать начал, а ничего не меняется. Однажды, не помню когда, ты еще в школу не ходил, вернулся он с работы пьяный вдрызг, а ведь он не пил никогда. Оказалось, там у них в инженерном цеху двигатели продувают чем-то. Аргоном, что ли. Не знаю. Вот отец твой придумал над этим делом воздушный шар натянуть, чтоб газ никуда не девался. Он ведь денег стоит, а тут заново его собрал и продувай. Очень он гордился этой своей задумкой, всем рассказывал. Думал, повысят его, премию дадут. Ничего ему не дали. Это вот, я помню, его и подкосило. Пить стал, поначалу немного, а потом как все. Я в дурдом санитаркой устроилась, ни про Москву, ни про планы речь уж и не шла. Потом, как Люська родилась, он так радовался, так радовался. Я думала, неужели опять ожил? Вот с этой-то радости и замерз пьяным. Так с улыбкой и хоронили. Спасибо заводу – квартиру человеческую дали. До нас там инженеры какие-то жили, говорят, в сталинку перебрались.

Мать выдохлась и замолкла. Большую часть этой истории Леха знал и видел своими глазами. Подростковая злость прошла, теперь отца было жалко.

– Помнишь, мать, он всегда повторял: «Умереть за дело не тяжело, тяжело дело каждый день делать».

– Вот и умер, – подвела итог мать. – Ты вот в него пошел, тяжело вам дела делать, только б жаловаться и печалиться. Мне вот посуду мыть, еду покупать-готовить, в школу вас собирать, подшивать вам, убираться за вами скучно не было.

Королеву было что возразить, но он промолчал. Зря мать на него срывается: если бы было дело, Леха бы не подвел, и не его вина, что ни ему, ни отцу шанса не представилось.

* * *

Дежурный в этот раз был другой, но смерил Рината тем же уставшим взглядом:

– Тебе зачем майор, пацан?

– Разговор серьезный, я же объяснил.

– Раз серьезный, то, конечно, пропущу, – изгалялся милиционер.

– Он мне сам говорил, чтоб я пришел.

– Время назначил?

Ринат был близок к тому, чтобы послать всю затею и уйти, но, вовремя вспомнив свои терзания, решил довести пытку до конца.

– Для таких разговоров время не назначают.

Милиционер осмотрел Рината и взялся за трубку.

– Тебя как назвать?

– Мясник с рынка.

– Шпионский детектив, – покачал головой дежурный и покрутил телефонный диск. – Товарищ майор, дежурный, извиняюсь, что отвлекаю, к вам пацан какой-то прорывается, говорит, вы с ним поговорить хотели. О чем, не признается. Мясник с рынка.

Повисла короткая пауза, милиционер еще раз смерил взглядом Рината.

– Так точно, товарищ майор. – Дежурный повесил трубку и крикнул куда-то за спину: – Миша, проведи этого разведчика до майора.

– Кого? – спросил немолодой милиционер, одетый не по форме в синий пиджак, протирая заспанные глаза.

– Вот этого, – махнул дежурный и потерял интерес к внешнему миру.

Милиционер уныло побрел по полутемному коридору, не оглядываясь на Рината, свернул на лестницу и посмотрел в окно, залитое дождем.

– Вот зарядил, – изрек Миша, зевнул и продолжил свой призрачный путь по пустому зданию.

Наконец остановился у одной из дверей и чуть слышно постучал.

– Войдите, – раздался голос майора. Милиционер в штатском приоткрыл дверь, пропуская Рината. – Миш, обожди снаружи.

Кабинет был небольшой, а в освещении единственной настольной лампы и вовсе сжимался до письменного стола в бумажных завалах. В желтом свете извивался густой табачный дым, скрывая майора. Ринат подошел и увидел лицо с черными колодцами кругов под глазами. На ухе застыла пена, видимо, с утреннего бритья.

– Чего? – устало выдавил майор, держась руками за стол, как будто разговор мог свалить его с кресла.

– Вы просили рассказать, если я что про платину узнаю. – Милиционер медленно начал откидываться назад, и Ринат быстро выпалил: – В общем, Игорь Цыганков собрался ее продавать.

– Кому? – Майор застыл в своем падении назад и напрягся.

– Кому-то на складе, где он работает.

– Это точно?

Ринат пожал плечами. Майор, наконец, достиг спинки кресла, закрыл лицо руками и то ли громко выдохнул, то ли тихо застонал. Потом протер глаза ладонями.

– Когда?

– Не знаю.

– Сколько у него слитков?

– Пять штук.

– Где прячет?

– Не знаю.

– Ты их видел?

– Нет.

– Зачем тогда стучишь? Ты ж не при делах. – Ринат увел глаза к ботинкам. – Тюрьмы боишься?