Двое мужчин у стойки разговаривали вполголоса. Один из них был в пальто цвета палых листьев, доходившем ему почти до пят. Как и большинство посетителей, он был невысокого роста. Он повернулся, вероятно, для того, чтобы посмотреть на часы, висевшие над входной дверью, и его взгляд упал на мое лицо.
Он смертельно побледнел. И уставился на меня, разинув рот, вытаращив глаза.
Нахмурившись, он медленно подошел ко мне. Остановился перед моим столиком.
— Педро…
Он помял ткань моего пиджака у плеча.
— Педро, это ты? — Я не решался ответить. Он, видимо, смутился. Простите, — сказал он. — Вы не Педро Макэвой?
— Да, — сказал я быстро. — А что?
— Педро, ты… ты не узнаешь меня?
— Нет.
Он сел напротив.
— Педро… Я… Я Андре Вилдмер… — Он был потрясен. Он взял меня за руку. — Андре Вилдмер… Жокей… Ты меня не помнишь?
— Извините, — сказал я. — У меня провалы в памяти. Когда мы с вами встречались?
— Но… ты же прекрасно знаешь… Я, Фредди…
Это имя словно током ударило меня. Жокей. Бывший садовник в Вальбрезе рассказывал мне про какого-то жокея.
— Странно, — сказал я. — Один человек говорил мне о вас… В Вальбрезе…
Глаза его увлажнились. Из-за того, что он был навеселе? Или просто разволновался?
— Но послушай, Педро… Ты что, не помнишь, как мы с Фредди ездили в Вальбрез?..
— Смутно. Садовник в Вальбрезе мне как раз про это рассказывал…
— Педро… но, значит, ты жив?
Он крепко сжал мне руку. До боли.
— Да. А что?
— Ты… ты в Париже?
— Да. А что тут такого?
Он смотрел на меня потрясенный. Ему трудно было поверить, что я жив. Что же все-таки произошло?
Как бы мне хотелось все наконец узнать, но он, видимо, не решался прямо заговорить об этом.
— Я… Я живу в Живерни… в департаменте Уаза… — сказал он. — И… редко приезжаю в Париж… Выпьешь что-нибудь, Педро?
— «Мари Бризар».
— Идет, я тоже.
Он сам, не торопясь, разлил ликер в рюмки, и я подумал, что он нарочно тянет время.
— Педро… Так что же произошло?
— Когда?
Он разом осушил рюмку.
— Когда вы с Дениз пытались перейти швейцарскую границу.
Что я мог ему ответить?
— Мы так и не получили от вас никаких вестей. Фредди очень беспокоился… — Он снова наполнил рюмку. — Мы решили, что вы заблудились в этих снегах…
— Не стоило волноваться, — сказал я.
— А что с Дениз?
Я пожал плечами.
— Вы хорошо помните Дениз? — спросил я.
— Что ты, Педро, конечно… И потом, почему ты со мной на «вы»?
— Извини, старик, — сказал я. — Последнее время я что-то в плохой форме… Пытаюсь вспомнить те годы… Но все как в тумане…
— Понимаю. Это было так давно… Ты помнишь свадьбу Фредди?
Он улыбнулся.
— Не очень.
— В Ницце… Когда они с Гэй поженились…
— С Гэй Орловой?
— Ну разумеется, с Гэй Орловой… На ком еще он мог жениться!
Он был явно огорчен, что свадьба Фредди не вызвала у меня никаких воспоминаний.
— В Ницце… В русской церкви… Венчание… Без гражданской регистрации…
— В какой русской церкви?
— В маленькой церквушке с садом…
В той, о которой говорит в своем письме Хютте? Бывают все-таки загадочные совпадения…
— Ну конечно, — сказал я, — конечно… русская церквушка на улице Лоншан, с садом и приходской библиотекой…
— Так, значит, ты помнишь? Мы четверо были свидетелями… Держали венцы над головами Гэй и Фредди…
— Четверо?
— Ну да… ты, я, дед Гэй…
— Старик Джорджадзе?
— Ну да, Джорджадзе…
Фотография, где я снят в обществе Гэй и старого Джорджадзе, была наверняка сделана по этому случаю. Надо ему показать ее…
— А четвертый свидетель был твой друг Рубироза…
— Кто?
— Твой друг Рубироза… Порфирио… Доминиканский дипломат…
Он улыбнулся, вспомнив этого Порфирио Рубирозу. Доминиканский дипломат. Может, именно его я замещал в миссии.
— Потом мы пошли к старику Джорджадзе…
Я вдруг увидел, как мы идем по Ницце в полдень, по обсаженной платанами улице. Светит солнце.
— И Дениз была там?
Он пожал плечами:
— Конечно… Нет, ты действительно ничего не помнишь…
Мы все семеро — жокей, Дениз, я, Гэй Орлова, Фредди, Рубироза и старый Джорджадзе — беспечно шагаем по Ницце. В белых костюмах.
— Джорджадзе жил в угловом доме, у самого Эльзас-Лотарингского сада.
Пальмы, возносящиеся высоко в небо. Дети, съезжающие с горки. Белый фасад дома с оранжевыми холщовыми шторами. Наш смех на лестнице.
— Вечером твой друг Рубироза, чтобы отпраздновать свадьбу, повез нас ужинать в Эден-Рок… Ну что, вспоминаешь?
Он перевел дух, словно после тяжелой физической работы. Его, казалось, изнурили воспоминания об этом дне, когда венчались Фредди и Гэй Орлова, дне, полном солнца и беззаботности, который был, наверное, одним из лучших дней нашей юности.
— В общем, — сказал я, — мы с тобой так давно знаем друг друга…
— Да… Но сначала я познакомился с Фредди… Был жокеем у его деда… Недолго, к сожалению… Старик все потерял…
— А Гэй Орлова… ты знаешь, что…
— Знаю… Я жил совсем рядом с ней… У сквера Алискан…