Улица Темных Лавок

Большой дом, окна, из которых Гэй Орловой открывался, наверное, прекрасный вид на скаковое поле Отея. Уолдо Блант, ее первый муж, сказал, что она покончила с собой, боясь старости. Я думаю, она часто смотрела из окна на эти скачки. Ежедневно после полудня по нескольку раз десяток лошадей берут старт, мчатся по полю ипподрома и, случается, падают, не сумев перемахнуть через барьер. Но и тем, кому удается преодолеть препятствия, не суждено долго бегать, всего месяц-другой, пока они тоже не исчезнут навсегда. Тут нужны все новые и новые лошади, они вытесняют старых. И без конца повторяется одно и то же — предельные усилия, которые кончаются ничем. Такое зрелище неминуемо вызывает тоску и отчаяние, и, кто знает, может, именно потому, что Гэй Орлова жила так близко от скакового поля, она… Я хотел спросить Андре Вилдмера, что он об этом думает. Он-то должен понимать. Жокей как-никак.

— Грустно это все, — сказал он. — Гэй была шикарная девочка…

Он наклонился и приблизил свое лицо к моему. У него была красная рябая кожа и карие глаза. Правую щеку до самого подбородка рассекал шрам. Волосы каштановые, только надо лбом зачесана назад седая прядь.

— А ты, Педро…

Но я не дал ему закончить фразу.

— Ты знал меня, когда я жил в Нейи, на улице Жюльен-Потен? — спросил я наугад, ибо хорошо помнил адрес, указанный на карточке Педро Макэвоя.

— Когда ты жил у Рубирозы?.. Ну конечно…

Опять этот Рубироза.

— Мы часто приходили туда с Фредди… Пьянки были каждый вечер…

Он рассмеялся:

— Твой друг Рубироза заказывал оркестр… до шести утра… Помнишь две мелодии, которые он нам всегда играл на гитаре?

— Нет.

— «El Reloj»^[4] и «Tu me acostumbraste»^[5]. Чаще всего «Tu me acostumbraste». — Он стал насвистывать первые такты. — Ну?

— Да… да… вспоминаю… — сказал я.

— Вы достали мне доминиканский паспорт… Но он мне не пригодился…

— Ты бывал у меня в миссии? — спросил я.

— Да… Когда ты вручил мне паспорт.

— Так и не пойму, что я делал в этой миссии.

— Не знаю… Ты однажды сказал мне, что служишь кем-то вроде секретаря Рубирозы и что для тебя это хорошее укрытие… Как печально, что Руби погиб в той автомобильной катастрофе…

Да, печально. Еще один свидетель, которого я не смогу расспросить.

— Скажи мне, Педро… Как твое настоящее имя? Я просто сгорал от любопытства… Фредди говорил, что тебя зовут не Педро Макэвой… Это Руби добыл тебе фальшивые документы…

— Мое имя? Я сам был бы не прочь его узнать.

И я улыбнулся, чтобы он мог принять это за шутку.

— Фредди-то знал, вы ведь дружили еще в коллеже… Вы мне все уши прожужжали про коллеж Луизы…

— Коллеж?..

— Луизы… Ты же прекрасно знаешь… Нечего дурака валять… Любимая ваша история, как твой отец приехал за вами на машине… Он разрешил Фредди сесть за руль, хотя у того еще не было прав… Вы мне раз сто это рассказывали…

Он покачал головой. Значит, у меня был отец, который приезжал за мной в коллеж Луизы. Интересная подробность.

— А ты? — спросил я. — По-прежнему с лошадьми?

— Я теперь обучаю верховой езде, устроился в одном манеже в Живерни…

Он сказал это так серьезно, что я удивился.

— Ты ведь знаешь, после того несчастного случая все полетело кувырком… — Какого несчастного случая? Я не решался спросить его… Когда я поехал с вами в Межев — с тобой, Дениз, Фредди и Гэй, дела уже шли не очень-то… Я потерял место тренера… Они испугались того, что я англичанин… Им нужны были только французы…

Англичанин? Да. Он говорил с легким акцентом, которого до сих пор я почти не замечал. У меня глухо забилось сердце, когда он произнес это слово «Межев».

— Странная все-таки была идея — отправиться в Межев, верно? — рискнул я.

— Почему странная? Мы не могли поступить иначе…

— Думаешь?

— Это было надежное место… В Париже становилось слишком опасно…

— Ты правда так думаешь?

— Ну, Педро, вспомни же… Проверки документов шли одна за другой… Я англичанин… Фредди жил с английским паспортом…

— С английским…

— Ну да… Семья Фредди была родом с острова Маврикий… Да и твое положение было не лучше… А выданные нам доминиканские паспорта уже не могли нас прикрыть… Вспомни… Твой друг Рубироза сам…

Я не расслышал окончания фразы. Мне показалось, он потерял голос.

Он отпил ликер, и в эту минуту в бар вошли четыре человека, постоянные клиенты, все бывшие жокеи. Я их узнал, я часто слушал их разговоры. Один был, как всегда, в старых штанах для верховой езды и грязной замшевой куртке. Они похлопали Вилдмера по плечу. Они говорили все разом, громко хохотали и вообще производили слишком много шума. Вилдмер их мне не представил.

Они сели у стойки, не прекращая громко переговариваться.

— Педро… — Вилдмер наклонился ко мне. Его лицо было в нескольких сантиметрах от моего. Губы его подергивались, как будто ему стоило невероятных усилий произнести эти слова. — Педро… Что случилось с Дениз, когда вы пытались перейти границу?

— Не знаю, — сказал я.

Он пристально посмотрел на меня. Наверное, он был слегка пьян.

— Педро… Ведь я предупреждал тебя, когда вы уходили, что надо остерегаться этого типа…

— Какого типа?