Улица Темных Лавок

Он передавал мне фотографии все быстрее, уже почти не глядя на них. Он явно спешил поскорее покончить с этим делом. Внезапно мой взгляд задержался на снимке, отпечатанном на более плотной бумаге, чем остальные; на обороте ничего не было написано.

- Вас здесь что-то заинтересовало, месье? - спросил он.

На переднем плане в кресле, выпрямившись, сидит улыбающийся старик. Позади него - молодая белокурая женщина с очень светлыми глазами. Вокруг них - группки людей, многие стоят спиной к объективу. А в левой части снимка - очень высокий мужчина лет тридцати, на нем светлый костюм в мелкую клеточку, он черноволосый, с тонкими усиками, его правая рука не вошла в кадр, а левая лежит на плече молодой блондинки. И мне вдруг кажется, что это я.

Я придвигаюсь к Степе. Мы сидим, опираясь спиной на кровать, вытянув ноги, наши плечи соприкасаются.

- Скажите, кто эти люди? - спрашиваю я.

Он взял фотографию и устало взглянул на нее.

- Это Джорджадзе... - Он показал на старика, сидящего в кресле. Работал в грузинском консульстве в Париже до самой...

Он не кончил фразу, считая, что мне и без слов понятно остальное.

- Это его внучка... Ее звали Гэй... Гэй Орлова... Она с родителями эмигрировала в Америку...

- Вы знали ее?

- Плохо. В общем, нет. Она долго жила в Америке.

- А это кто? - спросил я еле слышно, показав на того, в ком, мне показалось, я узнал себя.

- Это? - Степа сдвинул брови. - Его я не знаю.

- Не знаете?

- Нет.

Я с трудом перевел дыхание.

- Вам не кажется, что я на него похож?

Он посмотрел на меня.

- Похож? Не нахожу... А что?

- Так, ничего...

Но он уже протягивал мне другую фотографию.

- Вот, не угодно ли... великая вещь - случай...

Это был снимок маленькой девочки в белом платьице, с длинными белокурыми волосами, ее сфотографировали на курорте - вдали виднелись кабинки для переодевания, кусок пляжа и море. На обороте было написано фиолетовыми чернилами: "Галина Орлова - Ялта".

- Видите... это она же... Гэй Орлова... Ее звали Галина... Американское имя появилось позже. - И он показал на первую фотографию, которую я по-прежнему держал в руке. - Мама все хранила...

Он резко поднялся.

- Разрешите на этом остановиться? У меня что-то голова закружилась. Он провел ладонью по лбу. - Пойду переоденусь... Если хотите, можем вместе поужинать.

А я остался сидеть на полу среди раскиданных фотографий. Потом убрал их в большую красную коробку, отложив на кровать только две: ту, где я стоял рядом с Гэй Орловой и стариком Джорджадзе, и ялтинский снимок Гэй Орловой - девочки. Потом встал и подошел к окну.

Уже стемнело. Окно выходило на другой сквер, тоже окруженный домами. За ними - Сена, слева - мост Пюто. И вытянувшийся остров. По мосту мчались вереницы автомобилей. Я смотрел на фасады, на освещенные окна - такие же, как то окно, за которым стоял я, и в этих сотах, в лабиринте зданий, лестниц и лифтов, я нашел человека, который, быть может...

Я прижался лбом к оконному стеклу. Внизу, подо мной, все подъезды были освещены. Этот желтый свет будет гореть всю ночь.

- Ресторан рядом, - сказал Степа.

Я взял с кровати фотографии.

- Месье де Джагорьев, - сказал я, - не могли бы вы дать мне на время эти фотографии?

- Я их вам дарю.

Он указал на красную коробку.

- Дарю вам все фотографии.

- Но... ведь...

- Берите.

Его тон не допускал возражений, и мне ничего не оставалось, как подчиниться. Когда мы выходили из квартиры, в руках у меня была красная коробка.

Мы вышли из дома и свернули на набережную Генерала Кенига. Спустились по каменной лестнице. На самом берегу Сены стояло кирпичное здание. Над дверью - вывеска: "БАР-РЕСТОРАН ДЕ Л'ИЛЬ". Мы вошли. Зал с низким потолком, столики, покрытые белыми бумажными скатертями, плетеные кресла. В окна видна была Сена и фонари на мосту Пюто. Мы сели за столик в глубине зала. Кроме нас, в ресторане никого не было.

Степа порылся в сумке и выложил на середину стола бумажный пакет, который купил при мне в бакалейной лавке.

- Как обычно? - спросил его официант.

- Как обычно.

- А что подать месье? - спросил официант, указывая на меня.

- То же, что и мне.

Официант очень быстро принес нам две тарелочки с балтийской сельдью и налил в стаканчики величиной с наперсток минеральную воду. Из лежащего на столе пакета Степа вынул огурцы и разделил их между нами.

- Ну, как вам?

- Вполне.

Красную коробку я положил на стул возле себя.

- Она правда вам не нужна? Ведь это память...

- Нет, не нужна. Теперь она ваша. Я передаю вам ее как эстафету.

Ели мы молча. Мимо окна проплыла баржа, так близко, что я успел разглядеть в окно людей, сидевших вокруг стола, - они тоже ужинали.

- А эта... Гэй Орлова, - сказал я. - Вы не знаете, что с ней стало?

- Гэй Орлова? По-моему, она умерла.

- Умерла?

- Мне кажется, да. Я видел ее раза два-три... мы были едва знакомы... Это моя мать дружила со старым Джорджадзе. Еще огурчика?

- Спасибо.

- Она, я слышал, вела в Америке весьма бурную жизнь.

- Вы не знаете, кто мог бы рассказать мне о... Гэй Орловой?

Степа растроганно посмотрел на меня.

- Мой бедный друг... увы... никто... Разве что в Америке...