Улицы разбитых артефактов. Череп в холодильнике

На скулах Фарлея заиграл слабый румянец. Ему явно не понравилась нарочитая развязность тона Йорка. Но блондин промолчал. Лишь тронул меня за локоть, предлагая поторопиться.

Что мне оставалось делать? Лишь последовать за ним. Правда, сперва я с величайшим наслаждением скинула туфли. Нет, не дано мне понять, как женщины ходят на таких ходулях.

После чего, понурившись, отправилась вслед за Фарлеем. Ну все, сейчас он объявит мне, что арестовывает. Эх, прощай, свободная жизнь! А я так и не узнала, каково это — быть обеспеченной дамой, вольной тратить деньги на любые пустяки.

В спальне Фарлей кивком указал мне на кровать, которую Оливия за недолгое время моего отсутствия не успела заправить.

Я села на самый краешек и печально опустила плечи, готовая выслушать строгий вердикт о моей дальнейшей незавидной участи.

Фарлей, однако, не торопился начать разговор. Вместо этого он неторопливо прошелся по комнате, заложив руки за спину. Затем остановился напротив меня и сурово сказал:

— Агата, ты должна честно ответить мне на один вопрос. Помнишь наш уговор?

Я уныло кивнула. Помню, как же мне это не помнить.

— Хорошо, — Фарлей сделал паузу, после чего медленно отчеканил, глядя мне прямо в глаза: — Твоя настоящая фамилия Кейстон?

Я ожидала подобного, но все равно вздрогнула. Как быстро Фарлей все выяснил! Но если он знает мою фамилию, то наверняка в курсе и прочего.

— Да, — глухо призналась я.

Фарлей дернул кадыком, как будто какие-то слова встали ему поперек горла. Затем присел рядом со мной.

Я искоса посмотрела на него, пытаясь угадать, о чем он сейчас думает. Пустое! Как будто смотришь на каменную маску. Ни тени эмоций не отразилось в его голубых глазах.

В следующее мгновение Фарлей взял меня за руку. Ласково провел большим пальцем по тыльной стороне ладони и, наконец, остановил его на запястье. Там, где легко было прощупать мой пульс.

Я нахмурилась сперва, не совсем понимая, к чему эти нежности. Но потом расслабилась. Должно быть, таким образом он будет следить за тем, не лгу ли я ему. Говорят, опытные специалисты по допросам способны различить обман по изменению ритма сердца.

— Не знаю, будешь ли ты рада это услышать, но Ульрих жив, — негромко проговорил Фарлей.

Я широко распахнула глаза. Жив? Ульрих жив?

— Более того, он не намерен предъявлять тебе никаких обвинений, — с чуть заметной улыбкой продолжил Фарлей. — И будет по-настоящему счастлив, если ты навсегда забудешь о его существовании.

— Правда? — недоверчиво переспросила я. — Почему?

— Потому что в Лейтоне дела о совращении несовершеннолетних не имеют срока давности, — очень серьезно ответил Фарлей и легонько сжал мою руку. Добавил холодно: — Я имел с Ульрихом серьезный разговор. И он осознал, что для него будет лучше не ворошить пепел прошлого.

— А он… — Я запнулась, ощутив, как спазм волнения перехватил горло. Но через пару секунд все-таки выдавила из себя: — Он серьезно пострадал?

— Меньше, чем должен был. — Фарлей жестокосердно хмыкнул. — Один из твоих ударов прошелся ему по глазам. Он ослеп, но, возможно, оно и к лучшему. Не будет больше заглядываться на маленьких девочек.

Я опустила голову, ощутив, как внутри меня начали потихоньку униматься напряжение и волнение последних дней.

Несколько минут Фарлей молчал. Просто легонько гладил свободной рукой меня по плечу, а второй продолжал сжимать мою ладонь. И великодушно делал вид, будто не слышит, как я тихонько плачу.

Наконец я всхлипнула в последний раз и затихла, стараясь не думать о том, какой красоткой сейчас выгляжу. Наверняка тушь расплылась, оставив неаккуратные черные круги под глазами.

— А вот второй мой вопрос будет немного посложнее, — тихо произнес Фарлей. — Агата… Я тебе хоть немного нравлюсь?

Это прозвучало так неожиданно, что я опять вздрогнула. Удивленно взглянула на него, ожидая, что он сейчас рассмеется, довольный, как ловко разыграл меня.

Но нет, Фарлей смотрел на меня прямо и твердо. И лишь на самом дне зрачков мерцала какая-то грусть.

— Э-э… — протянула я. — Я как-то даже не знаю. М-м…

Понятия не имею, сколько бы еще я мычала и воспроизводила прочие странные звуки. Но Фарлей вдруг нагнулся и поцеловал меня.

Первым моим порывом было вскочить и с негодованием оттолкнуть его. Что он себе вообще позволяет?!.. Но его губы были такими прохладными, такими приятными…

— Ага, чем вы тут занимаетесь?!

Внезапно дверь, ведущая из спальни в гостиную, распахнулась, и на пороге предстала Ривия.

Мы с Фарлеем отпрянули друг от друга, как два подростка, пойманных суровыми родителями за чем-то непотребным.

— Папа, я все видела! — торжественно провозгласила Ривия, глядя на нас блестящими от радости глазами. — Они тут любовью занимаются!

В гостиной что-то с грохотом упало. Судя по болезненному вскрику, не повезло опять Йорку.

— Что? — И на пороге тотчас же нарисовался взъерошенный и почему-то очень взволнованный Ричард.

Я вполголоса выругалась. Когда он успел прийти? Я не слышала этого.

Ричард скользнул взглядом по разобранной постели и побледнел. Затем посмотрел на меня — и покраснел. Должно быть, оценил мой новый внешний вид.