Ульмигания

Князю казалось, что никто не сравнится с ним в ловкости политической игры. Но в итоге он дважды перехитрил самого себя. Уже в тот момент, когда Мазовецкий поставил часть своего плана в зависимость от Кривы, он совершил роковую ошибку. Очень скоро Конрад с неописуемым ужасом осознает, что недооценил и мощь прусских дружин, и коварство их духовного владыки. Но пока Верховный Жрец придерживался договора, посланный им для убийства Леха лазутчик поднимался вверх по Вистуле навстречу краковским отрядам. Человек этот знал много славянских диалектов, обычаи христиан и в совершенстве владел своим ремеслом. Звали его Дилинг Удро — Дилинг из рода Выдры.

Глава 23

Шел дождь. Мягкий, плотный, шелестящий — обычный прусский дождь. При других обстоятельствах погода напомнила бы Дилингу о скорой осени и о том, что пора приискать какое-то пристанище. Но позволить себе думать о чем-либо, не связанном с сиюминутной задачей, он не мог. Строго говоря, он вообще ни о чем не должен был думать. Сосредоточившись на задании, лазутчик растворялся в нем. Душа, мозг и все его органы стремились только к одному — встрече с жертвой. Дождь глушил звуки, размывал и стирал следы, сокращал видимость, а значит, был союзником.

Дождь в начале пути — хорошая примета для лазутчика. Если боги особенно благосклонны к нему, то они позволяют Окопирну лить на землю влагу несколько дней. Судя по неторопливости, с какой эта влага морщила гладь Вистулы, боги решили помочь Дилингу. Ему оставалось только идти вперед, доверившись чутью, наследованному его предками от Матери Выдры. Но так не получалось. Дилингу приходилось думать, а мысль глушит остроту чувств. Он не знал жертву, а сведения, что предоставил Крива, были скупы и расплывчаты — Лех Белый раньше не имел контактов с пруссами. Именно это и заставило Криву обратиться к Дилингу. Он считал, что тому, хорошо зная христиан, будет легче выследить краковского князя. И теперь Дилинг, вынужденный руководствоваться не чутьем, но разумом, чувствовал себя не так уверенно, как хотелось бы.

Он переплыл Осу и ступил на пустынные земли Палве.[50] Где-то здесь, на почти правильном прямоугольнике, образованном излучиной Вистулы и реками Осой, и Древантой,[51] был вход в Страну предков. Здесь, под огромными валунами, разбросанными тут и там по холмистой безлесной равнине, злобствовали мятежные и побежденные духи, восставшие некогда против богов. Палве пользовалась дурной славой и у пруссов, и у Мазуров. Но именно этот кусок суши, усеянный камнями и многочисленными мелкими озерами, служил извечным поводом для раздоров. Под камнями здесь были захоронены духи, а под холмами — воины ульмиганов, пруссов, Мазуров, поморян, ляхов… Проклятая богами глинистая почва, хоть и обильно сдобренная прахом людей, не разродилась ни лесом, ни пашней. Помезаны, густо утыкавшие поселками леса к северу от Осы, так и не решились перебраться на ее левый берег. Единственной приметой человека в этой глуши были несколько пограничных укреплений по Древанте и Вистуле да кучи хвороста для сигнальных костров на высоких холмах.

Но Дилинга мало волновала древняя замороченность Палве. Он торопился к ее крайней южной оконечности. Там, вклинившись между Мазовией и Померелией, в устье Древанты стояла крепость Рагава, где его ждал проводник князя Конрада. Было условлено, что Дилинга он ждет до заката первого дня луны. Дилинг не понимал, почему лях не может ждать дольше, но это было не главной из тех деталей, которые не нравились ему в плохо подготовленной операции, и заострять внимание на ней он не намеревался. Дилинг знал, что придет в Рагаву вовремя.

Увидев на горизонте стены Рагавы, Дилинг свернул к востоку и объехал крепость. Подходящий холм он нашел почти у самой Древанты. Оттуда, забравшись на старый развесистый граб, присмотрелся к укреплению. Из-за мелкого плотного дождя видимость была неважной, но Дилинг разглядел витингов, упражнявшихся в метании дротиков в большой тростниковый щит; лошадей, понуро мокнувших под дождем; маленькую фигурку малдая, не достигшего совершеннолетия и бывшего пока в услужении, пронесшего ушат с водой в приземистую длинную хижину. Из ее аккодиса стлался во двор Рагавы жидкий дымок. Застава жила своей обычной жизнью. Дилинг спустился с дерева и запрыгнул на сверяписа.[52]

Подъезжая к засеке, Дилинг заметил, как в зарослях бузины на обочине дороги что-то блеснуло. Он сделал вид, что не заметил этого, проехал дальше и ударил в ворота тупым концом копья.

— Чего шукам, лях? — спросили сзади, и Дилинг почувствовал, как под левую лопатку уперлось острие дротика.

— Я — тот, кого боги послали тропой одинокого волка, — ответил Дилинг по-прусски, не оборачиваясь.

Неприятное ощущение под лопаткой исчезло.

— Куметис ждет тебя.

Дилинг обернулся. На пятнистом жеребце сидел и улыбался молодой витинг, лица которого едва коснулась вансо.[53]

«Если ты и впредь будешь так хорониться, то состариться тебе не удастся», — подумал Дилинг.

— Я тебя видел, — сказал он. — Ты сидел под тем кустом.

Витинг покраснел.