Ульмигания

Мирославу выпало идти по северной стороне. Он не прошел и половины пути, как вдруг увидел на опушке рощи мирно стоявшего жеребца прусса и почти сразу — человеческие следы, идущие прямо к реке. Мирек какое-то время ошалело смотрел туда, где они заканчивались, пытаясь понять, почему следы идут только в ту сторону и не возвращаются? Затем ему показалось, что в воде, немного поодаль, что-то темнеет. Вглядываясь в расплывчатое пятно, он зашел в реку. Чем ближе он подходил к темнеющему предмету, тем с большей ясностью и изумлением понимал, что это и есть тот прусс, которого они только что потеряли. Лицом вверх, раскинув руки, тот лежал на дне в месте, где Мирославу было по колено. Сквозь легкую рябь хорошо были видны раскрытые светлые глаза прусса.

— Холера! — сказал Мирослав и нагнулся, чтобы вытащить его.

Неожиданно левая рука утопленника вскинулась и железной хваткой вцепилась Миреку в шею. В следующее мгновение он сам уже оказался в воде, а прусс сидел на его груди.

Когда Мирослав наглотался воды столько, что движения его стали вялыми, Дилинг поднял ляха. Тот только таращил глаза и беззвучно хлопал ртом.

«Передержал», — подумал Дилинг и, встряхнув его, несколько раз сильно ударил ладонью по щекам. Лях закашлял.

— Рассказывай! — потребовал Дилинг.

— Ты что?.. Пся крев… Ты что это?.. — выдохнул лях.

— Говори!

— Подожди, подожди… — сказал Мирослав. — Сейчас.

Он собрался с силами и схватил Дилинга за горло. Но тот сделал руками круговое движение так, что они оплели руки Мирослава с боков, потом резко подался вверх. Мирек услышал хруст, и дикая боль в локтевых суставах ослепила его. Закричать он не успел, потому что в рот хлынула вода.

— Я скажу, скажу! — торопливо проговорил лях, когда Дилинг снова привел его в чувство. — Только не топи меня, я все скажу!

— Проводника достаточно и одного. Почему вас двое? — спросил Дилинг.

— Князь сказал, что ваш главный колдун пошлет такого человека, что один с ним не справится.

— Когда и где вы должны убить меня?

— После того, как ты сделаешь свое дело. Но мы не собирались тебя убивать! Только в крайнем случае… Мы должны только сдать тебя людям князя. Он хочет, чтобы убийца его брата был наказан по закону.

— «По закону», — усмехнулся Дилинг. — Куда вы собирались отвезти меня?

— В Плоцк.

Последнее, что видел Мирослав, это капли воды из Вислы, что падали на его лицо с короткой бороды прусса. Легкие ляха наполнились этой водой, а сознание тихо и умиротворенно растворилось в реке.

С ближайшего дерева Дилинг наломал веток и сложил веником. Потом вернулся к Вистуле и, пятясь, замел следы на берегу.

Несмотря на осеннюю погоду, было еще лето, пусть и самый конец его. Ночь наступила по-летнему робко и нерешительно. Дилинг нашел в центре острова дерево, напоминавшее руну «S», отсчитал от него пять шагов по направлению к Ромове, на северо-восток. Убеждаясь, что за ним никто не наблюдает, огляделся.

— Прусс! — где-то в дальнем конце острова кричал второй лях. — Прусс, где ты есть?

Дилинг обеими руками взялся за ствол невысокого высохшего боярышника и потянул его на себя. Вместе с деревцем от земли оторвался и кусок дерна, открывая круглое отверстие. Дилинг спустился в него и приладил над собой крышку с дерном и сухим боярышником.

Лях миновал мыс, вытянувшийся длинным языком на западной стороне острова, и теперь шел по его северному берегу. С самого начала, когда он увидел белесые рыбьи глаза прусса, он понял, что они не сулят им с Миреком ничего хорошего. В отличие от Мирослава, он уже воевал с пруссами и знал, что, простоватые с виду, они проявляли необычайную изворотливость ума, когда дело касалось войны. Он не верил в сказки об их колдовских способностях, но подозревал, что пруссы, обучая детей воинским искусствам, дают им не только умение обращаться с мечом, но и нечто такое, чего никто, кроме этого дикого племени, не знает. Когда прусс исчез, лях понял, что добром это не кончится. Он хотел сказать об этом Миреку, но, увидев, что тот и так напуган, решил промолчать. Теперь, когда они не встретились в условленном месте, он ругал себя за то, что отпустил его одного. Это было ошибкой. Лях еще отгонял мысли о непоправимости этой ошибки, но они все настойчивей лезли ему в голову.

Было темно. Он не видел ни следов, странным образом обрывавшихся посреди песчаного пляжа, ни одиноко стоявшей на опушке лошади.

На рассвете лях, измотанный бессонной ночью и нервным напряжением оттого, что приходилось прислушиваться к каждому шороху, осознавший наконец, что если остался и не в полном одиночестве, то по крайней мере, с неизвестно где притаившимся язычником, стоял, тупо уставившись в то место, где кончались следы Мирека, и бормотал молитвы. Его тронули за плечо. Непроизвольно отскочив в сторону, лях выхватил меч.

Лицо прусса было спокойно и лениво равнодушно, когда он спросил:

— Где твой приятель? Нам пора переправляться через Вистулу.

— Вистулу? — переспросил лях. Почему-то он забыл, что пруссы так называют Вислу. — А где Мирек?