Косуля, которую Виндия зазвала условным свистом, постукивала копытцами, не отставая ни на шаг от вайделотки, распихивающей по щелям стен лучины. Виндия наклонилась к ней, погладила длинную шею и быстро, одним движением, затянула петлю веревки на ее передних ногах. Потом, перекинув конец через крюк в потолке, подтянула косулю вверх. Та задергалась в воздухе, взбрыкивая задними ногами, но не находя опоры, вскоре провисла кулем, тонко блея и поводя выпуклыми мокрыми глазами.
От брошенной в очаг смеси трех порошков — белого, красного и черного — клубился искрящийся зелеными звездочками и полосами дым. Лучины в нем потрескивали. Виндия разделась донага, сдернула на пол шкуры с Торопа и, сделав разрез на груди косули длинным ножом, вытащила ее сердце. Оно пульсировало в руке вайделотки и истекало частыми темными каплями, когда Виндия шла с ним к лежанке.
Начертав в воздухе сердцем несколько знаков и сильно забрызгав при этом и себя, и воина, вайделотка полоснула ножом сначала его плечо, а потом свое. Две струйки одновременно стекли в корыто и смешались там с водой. Ненужное теперь сердце полетело в сторону. Откатившись к двери, оно еще продолжало биться.
Виндия стащила Торопа в корыто. Его раскаленное тело, коснувшись холодной воды, вздрогнуло и сжалось. Несколько раз она окунула его с головой и подняла на лежанку.
Вода была ледяной, но Виндия привыкла к этому — купалась в море весь год. Она полежала, прислушиваясь, как вдаль, вместе со злобно оскалившимся Пиколом, уходит все напряжение дня, потом тщательно обмылась и обтерла себя и воина.
Снаружи ветер гудел в кронах, обрывая листья с дубов и мелкие ветви сосен. Близилась пора ураганов. Внутри дома потрескивали, догорая, лучины, и мерно капала кровь с подвешенной к потолку косули. Искрился зеленым дымом воздух.
Виндия поцеловала рутена в губы. Она делала это и раньше, но не так. Теперь его жар передался ей, прошел через нее и отозвался внизу живота непривычным чувством сладкой тяжести. Что-то спружинило там, внизу, отразилось и ударило Виндии хмельной волной в голову. Она стала целовать Торопа с жадностью, какой никогда не знала за собой, в грудь, в живот… Она мяла, трясла бездвижное тело, впивалась в горячую кожу. Слияние с ним из необходимости выросло в дикое животное желание. И Виндия перешла последнюю черту, отделявшую ее от людей. Она сама захотела этого, сама втолкнула юношу в себя, и ночь Черного берега треснула и распалась от протяжного томного крика, а в самую высокую дюну ударила молния.
Глава 8
Карвейт Великий, вождь куров, к вечеру опять напился так, что жены сообща затащили его под навес к лошадям, да там, на сене, и оставили.
Вайделоту, напротив, не спалось. Он тоже немного выпил с усталости.
Ему редко приходилось ездить верхом. Прогулка по пескам косы сильно отозвалась на его пояснице. Но уснуть не получалось. Не выходило из головы странное поведение Карвейта. В том, что здесь была замешана посторонняя сила — скорее всего старуха Лаума, — он не сомневался. Но уличить вождя не удалось.
К полуночи вайделот, досадуя на бессонницу, встал, раздул в очаге огонь и начал вырезать на липовой плашке зигзаги рун — послание Криве.
Над косой бушевал шторм. Атримп[71]
с ревом кидался грудью на авандюну, Окопирн[72] сыпал частым дождем, а Перкун пучками метал длинные молнии в полоску суши, зажатую волнами моря и залива.Вайделот прислушался к богам и подумал о том, что если к утру они не уймутся, то придется вадить, задабривая их жертвами. Иначе, рассвирепев, боги станут валить деревья на хижины и разбрасывать по заливу рыбачьи лодки.
За шумом урагана и собственными мыслями он не сразу услышал шорох за спиной. Повернулся — и от испуга выронил дощечку с посланием. Она упала на пол, подпрыгнула и угодила в очаг.
На расстоянии локтя от его лица мерцали льдистые прозрачные глаза гигантской гадюки. Ее плоский череп был размером с голову собаки, а туловище кривым бревном терялось в темноте. Вайделот оцепенел. Будь он воином, вспомнил бы о ноже в своей руке, но он был жрецом и стал бормотать заклинания, сам не сознавая, что в страхе путает слова.
Движения змеи почти не видны глазу человека, и вайделот не заметил, как, выгнувшись дугой, она выбила хвостом нож из его руки, и не успел уклониться, когда, разинув пасть, бросилась ему в лицо. Два длинных, острых, как ритуальные кинжалы, зуба проникли сквозь височную кость жреца и наполнили его мозг ядом. Он упал на очаг.
Жилище вайделота, как и положено, стояло поодаль от деревни, и огонь не перекинулся на другие хижины, а дождь не дал загореться стоявшим рядом деревьям. Куры сделали вывод, что жрец по собственной воле отправился на небеса. Смерть в огне считалась освященной богами.
Глава 9