Ульмигания

Он чувствовал, что на Ульмиганию надвигается катастрофа, знал, что она неотвратима — пророчества белых великанов всегда сбывались, — и ему нужно успокоить свой народ, не позволить впасть в смуту, чтобы с достоинством встретить любые удары судьбы. Но король не представлял, как это сделать. Вот и сейчас, вместо того чтобы искать выход из создавшейся ситуации, Клабун разглядывал охотников Самбии, размышляя над тем, как тверды и незыблемы законы мироздания. Хмурые, немногословные, сосредоточенные на своей работе охранников короля, самбийские барстуки очень походили на витингов этой земли. Даже внешне — они почти на голову превосходили своих южных и восточных собратьев. Точно так же барстуки Надровии, как и сами надры, отличались простодушием и склонностью к земледелию. Галинды считались неряшливым и беспечным народом, этим же грешили и карлики Галиндии, выше всякой работы почитавшие кружку пива. Несмешливость вармов, вздорный и вспыльчивый характер их соседей — помезан, угрюмая недоверчивость бартов — все это в точности повторялось в карликах, населявших те земли. Характер, привычки и даже внешнее сходство были очевидны. Значит, мир устроен так, что кто бы то ни был, если довелось родиться в Самбии, быть тебе высокого роста и руки твои сами собой потянутся к оружию. А если дом твой стоит на тучных почвах восточных лесов, то так и выйдет, что придется тебе обрабатывать эти земли и в том искать свою судьбу.

В таких вот, чуть ли не праздных размышлениях и проводил время король барстуков, трясясь в крытой повозке, запряженной парой белых алне, на лесной тропе, ведшей в сторону залива Руса, к косе куров.

Он сам не понимал, отчего его вдруг потянуло к Виндии? Может, надеялся с ее помощью преодолеть свалившиеся на барстуков напасти. А может, им двигало скрытое желание получить совет от кого-то, кто гораздо сильнее, с тем чтобы потом в неудаче развести руками: дескать, если уж она оказалась не права…

Хорошо обученные, редкие в природе белые королевские алне несли повозку аккуратно. Охотники-разведчики работали слаженно, не допуская встреч экипажа с людьми. Понемногу, несмотря на неудобства лесной дороги, Клабун стал дремать. Приближалась зима, и на короля все чаще нападала вялость, предвестница зимней спячки.

Королевская процессия подъехала к небольшой речушке и встала. Охотники принялись валить росшую в изобилии по берегу ручья молодую ольху для переправы. Стук топоров потревожил короля, но ненадолго. Он приоткрыл глаза, с удовольствием отметил, как быстро и ловко орудуют самбийские карлики, и снова уснул. Он был уже в возрасте, когда сон становится одним из немногих удовольствий жизни.

Внезапно долгий и жуткий крик ворвался в дрему. Король сморщился и замотал головой, прогоняя его. Ему показалось, что этот звук из сна, только начавшего складываться из разрозненных образов. Звук пропал, но потом раздался вновь еще более громкий и близкий. И тогда Клабун понял, что это наяву. Он привстал, выглянул из-за высоких бортов повозки и обомлел. По ручью, высоко поднимая кривые и толстые, как бревна, ноги, шел в его сторону поросший бурой шерстью маркопет. Это был огромный самец с убеленными сединой плечами и грудью. Барстук, которого он держал в руках поперек живота, продолжал кричать, отчаянно суча руками и ногами. Маркопет, как мухе, оторвал ему голову и отбросил в сторону.

Стало тихо. Клабун опять подумал, что все происходящее ему снится. В тишине журчал ручей, почти беззвучно метались охотники, швыряя дротики в похожего на копну перепрелого сена человекозверя. А тот молчаливо двигался к королевской повозке и не обращал внимания на вонзившиеся в него копья.

Маркопет был уже так близко, что Клабун отчетливо видел выпученные красные светящиеся глаза и чувствовал резкий запах, заполнивший мирный воздух.

Один из охотников, подобравшись сзади близко к маркопету, рванулся вперед и на бегу ткнул его копьем в брюхо. Дротик вошел наполовину. Маркопет, вздрогнув всей тушей, взревел, обломал торчавшую из живота часть древка и с неожиданной прытью бросился за барстуком. Тот помчался в сторону от королевской повозки.

Барстуки бегали очень быстро. Веками бег был их единственным средством спасения от хищников, и они довели его искусство до совершенства. Однако разъяренный маркопет — не волчонок. Довольно скоро он догнал охотника и схватил.

К тому времени карлики уже обрезали постромки и подвели к королю одну алне. Они что-то говорили, но Клабун не слышал, не в силах отвести взгляда от страшного зрелища. Маркопет утробно рычал, скаля желтые клыки, рвал барстука на части и раскидывал по поляне.

Не дождавшись внимания короля и понимая, что маркопет, покончив с одной жертвой, вот-вот вернется, охотники бесцеремонно выдернули Клабуна из повозки, и только тогда он понял, чего от него хотят.