Уловка «Прометея»

– Да что за чертовщина! Кто такой Тед Уоллер? Что вообще происходит?

– Нам нужно поговорить, мистер Ланчестер. И немедленно.

– Ну так говорите! Я вас слушаю! Какую еще грязную выходку задумала «Пост»? Слушайте, Годдар, я вас не знаю, но я, как вы наверняка понимаете, знаком с вашим издателем. И я позвоню ей без малейших колебаний!

– Нам нужно поговорить лично, не по телефону. Я сейчас в Брюсселе; я могу появиться в штаб-квартире НАТО через час. Позвоните охране у ворот и скажите, чтобы они меня пропустили. А потом мы сможем поговорить начистоту.

– Вы в Брюсселе? Но я думал, что вы сейчас в Вашингтоне! Что за чертовщина…

– Через час, мистер Ланчестер. И я надеюсь, что до моего прихода вы не станете никому звонить.

Брайсон осторожно постучал в дверь к Лейле. Женщина быстро отворила; она уже успела принять душ и одеться. От нее пахло шампунем и мылом.

– Я проходила мимо твоего номера несколько минут назад, – сообщила Лейла, когда Ник вошел в комнату, – и услышала, как ты говоришь по телефону. Нет, не надо, я все понимаю; ты расскажешь, когда придет время.

Брайсон уселся все в то же колченогое кресло, где он сидел прошлой ночью.

– Ну что ж, Лейла, я думаю, время пришло, – произнес он и испытал почти физическое ощущение свалившейся ноши. Как будто ему давно уже не хватало кислорода, и вот наконец представилась возможность вдохнуть полной грудью. – Я должен рассказать тебе все, потому что мне понадобится твоя помощь. Я уверен, что они попытаются меня остановить.

– Они? – Лейла коснулась его руки. – О чем ты?

И Брайсон, тщательно подбирая слова, принялся рассказывать ей о том, о чем не говорил ни с кем, кроме ныне исчезнувшего заместителя директора ЦРУ Гарри Данне. Он сообщил, что у него было всего одно задание: проникнуть в законспирированную организацию, известную под названием Директорат (известную тем немногим людям, которые вообще знали о ее существовании), а затем уничтожить ее. И Ник рассказал о своей отчаянной попытке втянуть в это дело Ричарда Ланчестера.

Лейла слушала, широко распахнув глаза; потом она встала и принялась расхаживать по комнате.

– Боюсь, я не совсем тебя понимаю. Это агентство – оно не американское, а какое-то международное?

– Можно сказать и так. Когда я работал на них, они базировались в Вашингтоне. А теперь их штаб-квартира куда-то переместилась. Не знаю, куда.

– То есть как – они что, просто взяли и исчезли?

– Примерно в этом духе.

– Невероятно! Любая спецслужба в чем-то похожа на все прочие учреждения: у нее есть телефонные номера, факсы, компьютеры – я уже не говорю о персонале. Это, если говорить по-английски, все равно что пытаться спрятать слона посреди комнаты!

– Директорат, когда я работал на него, был очень компактной и подвижной организацией. И чрезвычайно поднаторел в разнообразной маскировке. Скажем, ЦРУ маскирует свою собственность, создавая якобы частные корпорации. А в Советском Союзе зачастую создавали так называемые потемкинские деревни, фальшивые фасады, и маскировали, скажем, предприятие, производящее биологическое оружие, под мыловаренный завод или даже под школу.

Лейла покачала головой, задумчиво и недоверчиво.

– Ты хочешь сказать, будто они способны потягаться с ЦРУ, МИ-16, Моссадом и Сюрте? С осведомленностью других агентств?

– Нет, не совсем так. Его сотрудникам дали понять, что они занимаются операциями, которые для прочих агентств запретны то ли в силу их устава, то ли из-за политики правительства.

Лейла кивнула, очень серьезно глядя на Брайсона.

– И при этом они как-то умудряются держать собственное существование в тайне? Как такое может быть? Людям свойственно сплетничать, у секретарш есть приятели… есть еще всякие комиссии конгресса, которые надзирают за подобными организациями…

Она подошла к туалетному столику, повертела в руках свою черную кожаную сумочку, покопалась в ней – все движения женщины выдавали душевное смятение, – в конце концов вытащила тюбик помады. Лейла слегка подкрасила губы, промокнула их платочком и спрятала помаду обратно.

– Но это очень остроумный ход! За счет строго изолированных отделов и тщательного подбора людей – а работников они подбирают очень тщательно, выискивают по всему миру людей, которые за счет происхождения и личных данных наилучшим образом подходят для этой работы, – они создают кодекс молчания. Жесткое разделение приводит к тому, что ни один оперативник не знает о другом ничего сверх самых поверхностных сведений; более того – каждый имеет дело только с одним руководителем. Мой руководитель был живой легендой агентства – один из его основателей, Тед Уоллер. Человек, которому я поклонялся, – тоскливо добавил Ник.

– Но ведь президент наверняка должен обо всем этом знать!