Ультима

Когда самолет заходит на посадку в аэропорту Ниццы и я вижу Средиземное море, у меня всегда мурашки по коже. Может быть, из-за того, что взлетно-посадочная полоса как будто создана прямо на воде, поэтому всегда есть сладкий момент напряжения, когда пилот идет на бреющем полете над волнами. С момента моего первого приезда сюда на выходные в отель «Эден-Рок» прошло немало времени, и с тех пор я поняла, что любить Ривьеру наивно. Слишком много вилл, слишком много людей, эпатаж, и все равно именно здесь я чувствовала себя почти как дома. Стоит признать, моя первая поездка сюда не особенно удалась. Двое из моих тогдашних попутчиков, к сожалению, погибли, но бугенвиллеи цвели все так же пышно, а небо над мысом Кап-Ферра все так же сияло, и на этот раз я могла сама за все платить, а не отсасывать какому-то толстяку. Увидев в аэропорту приехавшую встретить меня Карлотту, я внезапно поняла, как многого мы обе добились.

Если не считать живота, Карлотта ничуть не изменилась. Если что-то и было толстым (ну, кроме гигантских грудей), так это золотая цепочка, на которой висел массивный кулон с бриллиантом.

– Подарок на роды! – объяснила она, после того как мы повизжали и пообнимались как положено, а потом вручили наши сумки носильщику. – Ну, только типа как бы заранее.

– А когда у тебя срок?

– Теоретически в октябре, но я записалась на кесарево в Цюрихе на сентябрь.

– Да, с близнецами, наверное, лучше перестраховаться.

– Во-во, я так Францу и сказала. Но, вообще-то, я просто хочу, чтобы мы успели записать их имена в «Ле Рози».

В Карлотте многое было достойно восхищения – и не только стальная хватка, с которой она держала лучшего кандидата в мужья, но и дисциплина. Наверное, в прошлой жизни она была генералом.

– Ну рассказывай! Что там с этим русским? – спросила она, как только мы уселись в «мерседес» и приготовились к двухчасовой поездке до Сен-Тропе.

– Его зовут Павел Ермолов. Вечером мы приглашены к нему на обед. Если ты, конечно, будешь в состоянии.

– В состоянии? С ума сошла?! Я все это лето только и делаю, что отдыхаю! В этом долбаном Монако! Ну по-о-о-олный отстой!

Вообще-то, я еще помнила те времена, когда Карлотта была готова отдать свои импланты за квартиру в Монако, но вслух об этом решила не говорить.

– На самом деле он просто мой друг. Видов на него не имею. Но кажется… я кое с кем познакомилась… с одним итальянцем, – добавила я, чувствуя, как голос вдруг стал выше, как в те времена, когда мы с Карлоттой были девушками в поиске и плавали на яхте по Средиземному морю.

– Итальянец? Вкусняшка! Богатый?

– Бедный, но честный.

По крайней мере, по моим меркам.

– В сексе?

– Хорош. Очень хорош! Если честно, то просто обалденный.

– Франц не прикасается ко мне с тех пор, как мы получили результаты теста на беременность, – сообщила Карлотта.

Сначала я даже не поняла, почему это ее волнует, учитывая, что Францу за семьдесят, а еще он поклонник урофилии, но решила на всякий случай сказать что-нибудь утешительное, вроде того, что он, наверное, боится причинить вред малышкам.

– Это, конечно, предрассудки, но совершенно нормально, – заверила я подругу.

– Ага. Меня больше волнует, что будет после родов.

Когда мы приехали в «Библос», Карлотта сказала, что ей надо вздремнуть, поэтому я пошла в бассейн плавать, читать в шезлонге и планировать день после аукциона. Билет на поезд все еще ждал меня в камере хранения на вокзале Сент-Панкрас. Хотя, возможно, мне и не придется им воспользоваться. Перевернувшись на спину, я лежала на воде, слегка шевеля руками и глядя в кобальтовое средиземноморское небо. На мгновение я погрузилась в мечты. Ненадолго.

В шесть я пошла одеваться. Я, на удивление, волновалась перед встречей с Ермоловым, мы с ним не виделись семь месяцев, поэтому, конечно же, наряжаться не стоило, надо сделать вид, что мне было ровным счетом все равно. В результате я выбрала светло-серое льняное платье «Караван» с коричневым кожаным поясом от Изабель Маран и простые босоножки на плоской подошве. У меня есть теория, согласно которой мужчина, который видел тебя обнаженной, уже не обращает внимания на каблуки. А вот причесывалась и красилась я очень долго, провозилась двадцать минут, а потом стерла весь макияж.

– Дорогая, ты в этом пойдешь? – спросила Карлотта, выходя из комнаты в наряде от Луизы Беккариа: платье в стиле ампир из стираного белого муслина. Она немного напоминала модель Элизабет Виже-Лебрен, художницы, из-за которой я выбрала имя для своего псевдонима. Я написала Ермолову сообщение, в котором напомнила, что меня, вообще-то, зовут Элизабет. Карлотте я объяснила еще на ее свадьбе прошлым летом, что из бизнес-соображений я сменила имя Лорен на Элизабет. Господи, какая сложная штука жизнь!

– Ну, в смысле, ты шикарно выглядишь, но ты вроде говорила, что твой итальянец – нищеброд? Зачем же так себя ограничивать, дорогая? Не лишай себя выбора!

– Он мне очень нравится, Карлотта. У нас с ним много общего.

– Вроде духовной связи?

– Можно и так сказать.

– Да, это важно! Вот у нас с Францем тоже так было, кстати!