— Именно поэтому я приказал оставить здесь всех нетранспортабельных тяжелораненых и всех легкораненых, которые не в состоянии самостоятельно передвигаться. Пусть они остаются в районе Шандеровки, — закончил генерал свое объяснение, кладя руку на проект приказа, написанный полковником Фуке.
— Вы приказали? — Гилле вскочил как ужаленный. Находясь на совещании командиров, он был уверен, что твердо держит власть в своих руках, а тут столь странное самоуправство! — Мне очень жаль, но я еще раз должен напомнить о приказе ОКБ.
— Группенфюрер! — Генерал рывком сбросил шинель с плеч и встал. — В интересах наших войск я прошу вас оставить мне свободными руки! Дайте мне довести эту операцию до конца! У нас еще есть время, чтобы изменить план. Три колонны… Это же неслыханно… Это просто преступление!
Лицо Гилле словно окаменело. Даже в приказе о раненых он разглядел тайное намерение генерала сделать так, чтобы часть еще боеспособных сил попала в русский плен. Мало того, что Штеммерман выступил против его приказов, он даже дерзнул критиковать его план прорыва. Нет, этому человеку ни в коем случае нельзя доверить командовать прикрытием отходящих войск; Штеммерман потом в ОКБ разнесет в пух и прах его самого, Гилле, и то, как он руководил проведением всей операции. Как только генерал закончил говорить и выжидающе уставился на группенфюрера, тот, охваченный порывом честолюбия и желанием поскорее провести задуманную им операцию, молча схватил приказ о раненых и, разорвав его на мелкие куски, бросил обрывки на стол.
— С сего момента вы с моего милостивого разрешения должны немедленно покинуть командный пункт, — холодно сказал он.
21
Последние двое суток обер-лейтенант Фехнер почти полностью провел под открытым небом. Спал он не более двух часов: то в грузовике, то в сарае, а в лучшем случае — на сыром полу в каком-нибудь доме без единого окна. Перевязочный пункт все время переводили на новое место, поближе к западному краю котла. На всех дорогах и в населенных пунктах Торстен спрашивал о своем отце и генерале Штеммермане. Его беспокойство росло день ото дня. Ему казалось, что он попусту тратит время с тех пор, как перешел линию фронта.
Сейчас раненых расположили на большом колхозном дворе в Шандеровке — кого в амбарах, кого под крышей пустого сенохранилища. Со вчерашнего дня раненым не давали ничего горячего. Фельдфебель санитар Поленц, как мог, старался утешить раненых.
Несмотря на боль в левой руке, Торстен помогал санитарам. Он принес дров, и санитар разжег костер, на котором удалось вскипятить воды. Поскольку бинты давно кончились, Торстен обошел близлежащие хаты и принес оттуда занавески, нижнее белье. Они разрезали все это на полоски, чтобы использовать вместо бинтов. Фехнер раздал тяжелораненым шинели, одеяла и плащ-палатки товарищей, которых полковой священник Борн уже отпел в последний путь.
— Где же все-таки находится командный пункт генерала Штеммермана? — спросил Торстен фельдфебеля во время короткой передышки.
— А, понимаю, вы хотели бы получить отпуск, полагающийся выздоравливающим, — с улыбкой заметил Поленц и тут же пожалел о своей неуклюжей шутке — ведь обер-лейтенант всем своим поведением доказал, что отнюдь не относится к числу офицеров, подобных тем, которые с «боем» брали места в последнем транспортном самолете в Корсуне. Санитар видел это собственными глазами. — Командный пункт генерала находится здесь, в Шандеровке, — ответил он.
— Вы хотите попасть к генералу Штеммерману? — спросил Торстена подошедший к ним Борн.
— Я должен попасть к нему.
— Вот как! — понимающе кивнул Борн. Больше объяснять ему ничего не было нужно, так как Торстен уже посвятил его в свои планы. — Я охотно буду сопровождать вас. — Священник показал рукой на умирающего и добавил: — Возможно, даже через час.
Решение обер-лейтенанта не удивило Поленца. Он думал, что Фехнер хочет доложить командующему о катастрофическом положении раненых, и счел это целесообразным.
— Господин обер-лейтенант, спросите его: что будет дальше с ранеными? Может быть, нам лучше сдаться?
— Вы считаете, что нужно передать перевязочный пункт русским?
— А у вас есть другое предложение?
— Нет.
Борн тоже стоял за передачу. Втроем они решили поговорить с врачами и санитарами и уговорить их всеми силами воспрепятствовать уничтожению раненых.